А вдруг вы - это просто мозг в колбе?

Представьте, что некий злодей-ученый задумал исследовать человеческое существо. Он извлек мозг человека и поместил в емкость с питательной средой, поддерживающей его жизнедеятельность. Нервные окончания он подсоединил к суперкомпьютеру, который создал у мозга иллюзию нормального бытия, и тот решил, что все в мире как обычно — вокруг люди, предметы, небо над головой и так далее. И получилось, что весь его человеческий опыт — это лишь результат воздействия электронных импульсов, поступающих из компьютера в нервную систему.

Напоминает кошмар? Сюжет научно-фантастического романа? Именно это вы и сказали бы, будь ваш мозг погружен в питательную жидкость! Да, ваш мозг болтается в какой-то посудине, но все ощущения при вас, словно вы продолжаете жить в своем настоящем теле в реальном мире. Мир вокруг вас — стул, на котором сидите, книга в ваших руках, да сами руки — все это части грандиозной иллюзии, мысли и чувства внушены вашему мозгу суперкомпьютером злобного гения.

Впрочем, вы, возможно, не верите, что вы — это просто мозг в колбе. Большинство философов, вероятно, тоже в это не верят. Но верить и не нужно, достаточно признать, что такое возможно. Проблема заключает- ся в том, что если вы действительно лишь мозг в колбе (а такую возмож- ность нельзя исключить), то все, что вы знаете об окружающем мире, является ложным. А тогда получается, что на самом деле вы ничего

не знаете. Выходит, достаточно самой малости, чтобы усомниться в наших знаниях о внешнем мире. Есть ли выход из этой колбы?

Классическая современная интерпретация «мозга в бочке» была предложена американским философом Хилари Патнэмом в его книге 1981 года «Разум, истина и история», но сама идея гораздо старше. Мысленный эксперимент Патнэма — это, по сути, усовер- шенствованная версия страшилки XVII века, злого гения (malin genie) вызвал французский философ Рене Декарт в 1641 году в «Размышлениях о первой философии».

Декарт намеревался реконструировать систему человеческих знаний
на незыблемых основах, для чего применил «метод сомнений» — отказался от любых представлений, допускавших хоть малейшую неопределенность. Указав на ненадежность наших чувств и сумятицу, создаваемую фантазия- ми, Декарт определил границы своего метода сомнений:

Итак, я сделаю допущение, что... какой-то злокозненный гений, очень могущественный и склонный к обману, приложил всю свою изобретательность к тому, чтобы ввести меня в заблуждение: я буду мнить небо, воздух, землю, цвета, очертания, звуки и все вообще внешние вещи всего лишь пригрезившимися мне ловушками, расставленными моей доверчивости усилиями этого гения.

Среди осколков своих прежних убеждений и мнений Декарт внезапно обнаружил единственную крупицу достоверности — cogito, — и на этом прочном (вероятно) основании он начал процесс реконструкции.

К несчастью для Патнэма и Декарта, хотя оба выступали в роли адвоката дьявола — занимали скептическую позицию, чтобы разрушить скептицизм, — их искусство расстав- лять логические ловушки произвело гораздо большее впечатление на философов, чем последующие попытки из них выпутаться. Апеллируя к собственной каузальной теории смыслов, Патнэм пытался продемонстрировать, что сценарий «мозг в колбе» непоследователен, но ему лишь удалось показать, что мозг в колбе фактически не способен представить себе мозг в колбе. И, как результат, Патнэм подтверждает, что состояние «мозг в колбе» не может быть замечено и описано изнутри колбы, но неясно, каким образом семантическая победа (если ее можно таковой считать) решает пробле- му в отношении познания.

Скептик-философ не заявляет, что мы ничего не знаем, хотя бы потому, что подобное утверждение стало бы для него самоуничтожительным (тогда бы мы просто не знали, что ничего не знаем). Скептическая позиция состоит в том, что подвергается сомнению наше право заяв- лять о собственном знании. Мы полагаем, что нам известно множество вещей, но как мы можем доказать это? Наше представление о мире базируется на восприятии, полученном с помо- щью органов чувств, и, как правило, опосредова- но определенными причинами. Но ведь подоб- ная модель восприятия не исключает ошибок? Можем ли мы быть уверены в том, что восприня- тый образ не галлюцинация, не сон или, к при- меру, не причуда нашей памяти? Если сон неотличим от опыта бодрствования, мы никогда не можем быть уверены, что то, что мы считаем фактом, на самом деле им является, что полагае- мая нами истина на самом деле истина. Подобные вопросы, доведенные до логического конца, возвращают к злокозненному гению
и мозгу в колбе...

Эпистемология — это раздел философии, изучающий теорию познания. Она определяет, что в действительности мы знаем, каким образом получаем это знание, и формулирует условия, при которых некая идея может считаться знанием. Эпистемология — это своего рода ответ на вызов скептиков, а ее история — это история попыток разгромить скептицизм. Правда, многие полагают, что несколько поколений философов, живших после Декарта, не далеко продвинулись в борьбе со скептиками. Осознание того, что в финале вы все равно упретесь в проклятую колбу, все так же нависает над философией грозной тенью.