«Бизнесмен – это мошенник, который пока на свободе»?

The Bell провел весьма полное исследование проблематики уголовного преследования предпринимателей. И в очередной раз прозвучал упрек в мой адрес – мол, завышаю остроту проблемы, сотни тысяч дел по экономическим статьям УК не равны «чистому» преследованию бизнеса.

Этот вопрос возникает уже не первый год. И надо сказать главное. Получить на него реалистичный ответ невозможно, пока не будет изменен методологический подход. Изменен не исследователями, а правоохранителями.

Какой принцип действует сейчас? В УК есть определенный набор составов преступлений. Правоохранители берут человека и «подтягивают» к нему определенную статью. Не суть важно, о чем речь – об убийстве или о невыполнении госконтракта. В итоге статистика состоит из списка статей и количества дел по ним (в разном статусе – какие-то «висят», какие-то отправлены в суд, какие-то прекращены, по каким-то есть приговор). И мы все пытаемся спорить о том, сколько же, например, из 268 тысяч дел по статье 159 относятся к «субъектам хозяйственной деятельности» (развитие которых, по замыслу, является задачей государства), а сколько – к отъявленным прохиндеям, обманывающим старушек.

Спорить можно очень долго. Попытка в поисках истины задействовать «предпринимательский статус» обвиняемого, указанный в статистических карточках МВД – не лучший способ. Такой статус обвиняемым, увы, дается гораздо реже, чем следует. Именно для решения этой проблемы и корректировалась в прошлом году ст. 108 УПК, дающая предпринимателям определенные процессуальные гарантии. Но даже сейчас проблема продолжает оставаться очень острой.

Вообще, какую когорту людей мы оцениваем, рассуждая об уголовном давлении на бизнес? В каком они пребывают статусе, что происходит в их жизни в тот момент, когда они попадают в фокус нашего внимания?

Правоохранительная система в своей статистике берет за основу даже не то что формальные признаки. Она берет за основу те признаки, которые присвоила сама. Это следователь решает, что человек, не сумевший выполнить сделку – мошенник, и место ему в СИЗО. Это следователь решает, что мошенник нанес ущерб – даже если это отрицает сам потерпевший, даже если отрицает независимая экспертиза. Это следователь решает, что предпринимателя нельзя считать предпринимателем (потому что он мошенник – с его же, следователя, личной точки зрения).

Это замкнутый круг.

Увы, свобода частной собственности и свобода гражданских сделок хоть и давно продекларированы на бумаге, но так и не стали, что называется, плотью наших общественных отношений. В утрированном виде это хорошо выражается обывательской формулой «бизнесмен – это мошенник, который пока на свободе». И ничего не изменится, пока на происходящее не будет наложена иная сетка координат.

Основополагающий параметр оценки – связано ли уголовное дело с исполнением гражданской сделки?

Мы давно предлагаем дополнить УПК нормой, которая запрещала бы возбуждать уголовные дела по фактам ненадлежащего исполнения гражданско-правовых сделок между хозяйствующими субъектами, если они не признаны судом недействительными. В этом случае проводится четкий водораздел. Вот сделка, совершенная сторонами, что называется, в здравом уме и трезвой памяти, которая затем по каким-то причинам сорвалась или замедлилась. И за ее невыполнение наступает гражданская ответственность: штрафы, пени, неустойки. А вот сделка, при заключении которой одна из сторон изначально допустила обман. Именно по этой причине арбитраж признает сделку недействительной. И тогда уже ваше слово, товарищ маузер, то есть следователь. Включаются меры уголовного преследования.

Стоит принять такой подход, как все встанет на свои места. Овцы будут отделены от козлищ. Если обвинение сумеет преодолеть «фильтр» арбитражного суда, не будет смысла рассуждать об уголовном гнете бизнеса. Но эта ясная конструкция нарушает личные интересы многих, и именно поэтому до сих пор не реализована.