Иммунизация стада

Когда весь мир впадает в панику – хотя накануне апокалипсиса, казалось бы, можно было бы и расслабиться и просто молиться каждый своему богу, вне зависимости от его «конституционности» – хочется схватиться, как за соломинку, хоть за что-то положительное. И оно есть.

Паника вокруг коронавируса, конечно же, несколько преувеличена, а некоторые меры реагирования, но лишь некоторые, представляются чрезмерными. Это дань современному миру, где и СМИ играют, конечно, свою роль в драматизации событий, но и среди политиков – вне зависимости от демократичности или авторитарности режима –

вряд ли найдется сейчас смельчак, который выйдет на публику и честно скажет: потери, в том числе людские, неизбежны, всех не спасти, мы должны и принять это как неизбежность, но постараемся максимально помочь тем, кто останется. И вот как именно. Далее список мер не только санитарного характера.

Нет, такое говорить нельзя, потому что упадет рейтинг. Надо говорить, что «мы делаем все возможное», не признаваясь, что «возможное» не есть «достаточное».

Именно поэтому карантинные меры вводятся явно с опозданием, вводятся, как кошке хвост по частям рубят. Вместо тотального карантина, постепенно ограничивают то одно, то другое, неизбежно приближаясь, по мере возможностей, к тому, что почти единственное в данной ситуации и работает – к «китайскому варианту». Когда из полуторамиллиардного населения заразились всего менее 90 тыс. человек, а умерло менее 3,5 тысяч.

Но есть и хорошие новости, как я уже заметил в начале. Смертность от коронавируса, судя по всему, хотя и в разы выше, чем от обычного гриппа, но все же меньше обнародованных ВОЗ 3,5%.

Многие следили за драматическим «круизом» судна Diamond Princess, которое после обнаружения двух заболевших COVID-19 оказалось запертым на карантин. Это почти идеальный «кейс» по выборке для изучения вирулентности и смертоносности заболевания. На судне, где находились более 3 700 человек, заразились около 700 (немногим менее 20%), из которых примерно половина не имели никаких симптомов заболевания. Среди тех, у кого симптомы проявились, смертность составила 1,9%. От всех инфицированных – 0,91%. Наиболее уязвимой, предсказуемо, оказалась группа тех, кому за 70, там смертность составила 7,3%.

Экстраполируя эту статистику на весь мир, британский эпидемиолог Тимоти Рассел из Лондонской школы гигиены и тропической медицины делает вывод, что по сравнению с обычным гриппом (где расчетная смертность составляет 0,1% и который уносит до 600-800 тысяч жизней в год по всему миру) новая зараза, конечно, более опасна. Однако уровень ее смертности составляет все же не 3,5%, о которых раструбила ВОЗ, а примерно 0,5% (но это самый оптимистичный показатель). В том числе в Китае, где попросту начало эпидемии проспали, начав массовое тестирование лишь в конце января — начале февраля. Тогда как первые зараженные появились, как теперь выясняется (газета South China Morning Post ссылается на некие добытые партийные документы КПК), не в конце декабря, а 17 ноября. При этом «нулевой пациент» так и не выявлен и есть небольшая вероятность, что он вообще не из Китая.

Это значит, что огромное число ранних случаев, а также поздних случаев, проходивших без выраженной симптоматики, остались неучтенными. Для Китая вышеупомянутый эпидемиолог и его команда дают смертность те же 0,5% с учетом тех, кто переболел бессимптомно. А для тех, кто с симптоматикой – около 1,1.

Американские расчеты чуть более алармистские. Так, тамошние эпидемиологи уже доложили конгрессу, что со временем число инфицированных в США может достигнуть 70-150 млн человек, став причиной смерти от 700 тыс. до 1,5 млн. Для сравнения: в 2018 году от болезней сердца в стране умерли 650 тысяч, а от обычного гриппа 60 тысяч. Заметим, правда, что те же специалисты из Центров по контролю и предотвращению заболеваний (Centers for Disease Control and Prevention) прогнозировали в 2014 году, что число зараженных вирусом лихорадки Эбола может достигнуть миллиона человек. Однако в конечном счете цифра не превысила 30 тысяч. Правда, за счет целенаправленных и вовремя начатых адекватных карантинных мероприятий. Кстати, тогда прекращения авиасообщения в мировом масштабе не было.

Такие расчеты косвенно подтверждаются также данными из Южной Кореи, где практикуется тотальное тестирование населения (только за прошлую неделю – 200 тысяч). На фоне такой выборки смертность от COVID-19 оказывается самой низкой в мире – не более 0,7%. В том числе за счет своевременной изоляции инфицированных. Тогда как в Иране она уже приближается чуть ли не к 10%, в Италии к 6%. Почему? Да потому что число заболевших в легкой форме и инфицированных в разы (возможно, в даже в сотни раз) превышает данные официальной статистики. Особенно в Иране, где и тестов-то толком никаких нет.

В Корее и Японии карантинные меры мягче китайских. Обе страны не пошли по пути тотального закрытия, карантин введен, однако передвижение граждан не ограничено настолько жестко, как даже в Италии. Ставка сделана на отслеживание цепочек заражения и карантине всех в ней участвующих. И там, и там в последние дни резко снизился прирост числа заболевших.

В принципе, российские власти декларируют во многом именно такую же политику. Однако реализация идет непоследовательно. Даже соблюдение запрета массовых мероприятий сверх определенной численности (в столице это 5 тысяч человек, что неимоверно много) идет выборочно. Это не карантин, а типичный отечественный бардак. А уж отслеживание и изоляция цепочек заражения происходит точно куда с меньшей ретивостью и эффективностью, чем когда силовики по видеокамерам выявляли участников несанкционированных протестных акций.

Скорее всего, коронавирус давно гуляет и по нашей стране – в основном в легкой форме, похожей на обычное ОРВИ, либо в форме «внебольничной пневмонии», рост которой Росстат зафиксировал еще в январе. В любом случае, до последнего времени далеко не все прилетевшие из-за границы и даже из проблемных стран не только не изолировались (им лишь предлагается самоизоляция под расписку), но и не тестируются на наличие коронавируса. Те, кто входил в контакт с прилетевшими, не тестируются и не изолируются тем более.

На сегодня в стране есть лишь три центра, где проводятся такие анализы, – один в Новосибирске и два в Москве. Отечественная наука уже создала опытный образец экспресс-теста, массовую (относительно) его доступность обещают не ранее осени.

Как ни цинично, но к осени он уже на фиг будет не нужен, ибо аналоги будут, скорее всего, продаваться на Западе в универмагах для бедных типа Walmart по вполне доступной цене. В конце прошлой недели американский аналог нашего Минздрава в непривычной для себя молниеносной форме сертифицировал тест-системы одного всемирно известного швейцарского производителя. Также мне известен по крайней мере один отечественный импортер, готовый хоть завтра начать импорт уже почти готовых экспресс-тестов у итальянцев. Но, полагаю, что он запарится пыль глотать, согласовывая сертификацию в Росздравнадзоре. Тем более что итальянцы не могут получить апостиль на свою документацию, поскольку все нотариусы на карантине.

Да и потом, оно нам надо? Меньше знаешь – крепче спишь. Получи наши власти техническую возможность протестировать всех подряд, мы бы получили такую статистику, что вошли бы, наверное, сразу в число самых «токсичных стран» мира.

Кстати, полагаю, такая же участь ждет теперь и США, где число тестов на всю страну еще на прошлой неделе не превышало 10 тысяч, а мобильность и плотность населения куда выше нашей. Так что взрыва по экспоненте числа инфицированных в ближайшие дни можно ждать и там.

Так что – у меня сегодня сплошные «хорошие новости», как видите: скрытное массовое распространение вируса в легкой или вовсе недиагностируемой форме, как утверждают некоторые вирусологи (так хочется им верить), способствует, по сути, тихой иммунизации населения. И к следующему сезону, поскольку нет никаких сомнений, что вирус COVID-19 будет с нами сожительствовать теперь долго, эпидемия уже пройдет в более легкой форме и с меньшим числом тяжелых и смертельных исходов.

Это называется «стадная иммунизация». Если предотвратить эпидемию невозможно (а это уже так), то надо сосредоточить усилия на защите наиболее уязвимых слоев населения, введя карантин для снижения темпов распространения заразы. Ради того, чтобы популяция обрела устойчивость перед заболеванием в будущем.

На этом хорошие новости заканчиваются. Потому что современная «оптимизированная» по самое не могу медицина попросту не может справиться с большим наплывом тех тяжелых пациентов, которым нужны интенсивная терапия и ИВЛ. Неизбежно встает роковой для нормального врача выбор – кого спасать: того, кто «первым поступил», или того, кто моложе, не обременен и не ослаблен другими заболеваниями (они в случае с COVID-19 известны) или тех, кто моложе и у кого больше шансов выжить. Это предел возможностей уже наступил, судя по всему, в Италии, где на всю страну не более 6 тысяч мест в палатах интенсивной терапии, а число заболевших, пока я это пишу, превзошло 20 тысяч.

О том, в каком состоянии находится медицина у нас, все и так хорошо знают. Не будем нагнетать. И негласно вышеозначенный выбор (в пользу молодых, условно) у нас негласно давно уже практикуется. Негласно он практикуется и в развитых странах даже с частной страховой медициной. Скажем, в Америке за жизнь дедушки и бабушки будут бороться упорно до тех пор, пока страховка позволяет. Но даже там, согласно статистике, есть заметная разница, скажем, по предписанным операциям на сердце между теми, кому еще 79 лет, и теми, кому буквально вчера стукнуло 80: последним такие операция делают уже гораздо менее охотно.

Задача жестких карантинных мер состоит лишь в том, чтобы максимально замедлить распространение вируса, стараясь растянуть по времени пик эпидемии с тем, чтобы ослабить нагрузку на «оптимизированные» медучреждения и сокращенный финансовыми менеджерами медперсонал.

В идеале, надо было бы ограничить карантинные меры только для групп риска населения – возрастных, ослабленных другими заболеваниями, что трудновыполнимо чисто технически. И политически. Хотя, к примеру, норвежцы нашли вариант: они открыли определенные часы в продуктовых магазинах только для пожилых.

Расплата за нынешние формы поэтапной реакции (жалко отменять то одно, то другое, деньги пропадают) - это растянутая по времени паника, когда на несчастное народонаселение («стадо») каждый день обрушиваются все новые неприятные новости, которые рушат его обычную жизнь и заодно всю экономику вокруг.

Еще многим кажется – и политики, которые не любят сообщать электорату неприятные новости, лишь поощряют эти напрасные надежды, — что вот завтра уже все начнет налаживаться. И надо лишь перебронировать билеты и гостиницу. Нет, уже не завтра, а через две недели. Ах, нет, только через месяц, уже через полгода. В начале следующего. И так далее. Нынешние объявленные карантины и «самоблокады», скорее всего, придется продлевать.

Настоящий же шок и ужас начнутся тогда, когда пик эпидемии минует (а это случится неизбежно, даже если ничего не предпринимать), общество, осмотрев руины экономики, разрушенных бизнесов, других банкротов и исчезнувших рабочих мест, ужаснется масштабам содеянной санитарной обработки.

Но пока разрушение неделя за неделей обманных иллюзий, перенесение их на чуть более позднюю новую дату порождает все больше политического и экономического напряжения в обществе. Никто, собственно, не рассчитывал полгода-год отсиживаться в бункере с полным запасом всего. Да и денег на это почти ни у кого нет, люди не могут это себе позволить. Чтобы не возгонять по экспоненте, параллельно с числом заболевших и умерших – в обществе обманутые ожидания, кто-то должен выйти на публику и сообщить «стаду» весь неприятный расклад обстоятельств. И возможную цену, которую придется заплатить. С высокой вероятностью после этого никуда не переизбраться больше, а, как теперь модно стало говорить, обнулиться.