Как язык влияет на картину мира?

Как язык влияет на картину мира?

Чтобы ухватить мир как целый, мы вынуждены его конструировать в языке и мышлении. Означает ли это, что носители разных языков действительно проживают разные миры? Эдвард Сепир, а затем Бенджамин Ли Уорф в 30-е годы XX века ответили утвердительно, предложив гипотезу лингвистической относительности. Ей суждено было сыграть огромную роль в исследовании проблем взаимосвязи языка и сознания. Concepture публикует статью о гипотезе лингвистической относительности Сепира-Уорфа.

Вероятно, никто не станет спорить с тем, что при определенных усилиях мы можем выучить другой язык. Но будем ли мы думать на нем? И более того, будем ли мы воспринимать мир так же, как те, кто вошел в этот язык с рождения?

Возможно, эта задача не кажется такой уж сложной, если мы представляем себе привычные индоевропейские языки. Вопрос становится более запутанным, если мы представим себе языки с отличающейся структурой – например, тональные азиатские языки или индейские (америндские) языки, в которых обнаруживаются весьма оригинальные представления о пространстве и времени, об описании отношений и атрибуции предметов.

В самом деле, антропологами описаны языки, не знающие цветов и чисел, будущего времени. И наоборот, есть языки, где невозможно что-либо сказать без уточнения, насколько хорошо ты это знаешь, или различающие больше сотни родовых групп (вместо мужского, женского, среднего).

Необычные примеры языков, равно как и странности нашего собственного поведения в связи со словами, заставили специалистов ХХ века поставить вопрос о том, насколько сильно язык влияет на мышление.

Все мы вышли из Гумбольдта

Как и любое научное предположение, гипотеза Сепира-Уорфа появилась не на пустом месте. Ей предшествовала традиция изучения языка и как формальной системы знаков, и как фактора, влияющего на процесс познания. В лингвистике важную попытку осмыслить формирующую роль системы языка по отношению к мышлению предприняли немецкие мыслители XVIII века Иоганн Гердер и Вильгельм Гумбольдт.

Гердер считал, что язык формирует и, следовательно, в некотором роде ограничивает мыслительный процесс. Мы мыслим при помощи языка, так как мыслить значит, в первую очередь, «говорить про себя (не вслух)». Поэтому каждый народ говорит так, как он мыслит, и мыслит так, как он говорит. По Гердеру, язык – не только орудие, но и «шаблон науки», её «формирующий творец».

Если Гердер говорит о языке как о «зеркале народа», то в работах Гумбольдта и представителей неогумбольдтианского направления такая постановка вопроса постепенно превращается в идеалистическую концепцию языка. Язык есть проявление деятельности «духа народа». От Гердера Гумбольдт воспринял и тезис о мировоззрении, содержащемся в каждой языковой системе, а также представление о языке как о творческой силе, формирующей способ мышления членов данной языковой группы или народа.

На воззрения Гумбольдта повлияли идеи из ранних произведений Канта и Гегеля, поэтому в его философии языка столь сильно подчеркивается субъективный фактор в познании, активная роль языка в познавательной деятельности людей. В частности, Гумбольдт утверждает:

«Совокупность доступного познанию лежит, как поле, обрабатываемое человеческим духом, между всеми языками и независимо от них, посредине; человек может приблизиться к этой чисто объективной сфере не иначе, как посредством свойственных ему способов познания и чувствования, то есть субъективным образом».


Согласовывая эту мысль с тезисом о единстве языка и мышления, Гумбольдт пытается выяснить специфическую роль языка в создании человеком картины мира. Он утверждает, что отдельные элементы языка означают не сами предметы, а понятия, которые образовываются в процессе языкотворчества. Из впечатлений, получаемых от внешней среды, человек (или народ) с помощью языка творит свой особый мир, объективирующийся в этом языке. Внешняя действительность преломляется в языке народа. Гумбольдт пишет:

«Если звук стоит между предметом и человеком, то весь язык в целом находится между человеком и воздействующей на него внутренним и внешним образом природой. Человек окружает себя миром звуков, чтобы воспринять и усвоить мир предметов... Так как восприятие и деятельность человека зависят от его представлений, то его отношение к предметам целиком обусловлено языком. <…> каждый язык описывает вокруг народа, которому он принадлежит, круг, из пределов которого можно выйти, только в том случае, если вступаешь в другой круг».


По пути, проторенном Гумбольдтом, пошли многие лингвисты, образовав неогумбольдтианскую школу, которая продолжила разрабатывать идеи своего учителя. В русле концепции Гумбольдта свое движение начали и авторы гипотезы лингвистической относительности Сепир и Уорф.

Основные положения гипотезы

Основным преимуществом гипотезы Сепира-Уорфа по сравнению с концепцией Гумбольдта некоторые считают то, что её можно попробовать научно проверить – как эмпирическими методами, так и путем её логического анализа. Научные методы проверки гипотезы лингвистической относительности можно разделить на прямые и косвенные.

К прямым методам относятся исследования в области этнолингвистики, изучающие соотношение языка, мышления и национальной культуры различных народов, особенно тех, чья культура не подверглась современному воздействию. К косвенным методам проверки относятся психолингвистические исследования, которые ставят своей целью установление отношений между использованием данного языка и конкретным поведением людей.

Гипотеза Сепира-Уорфа связана с этнолингвистическими исследованиями американской антропологической школы. Заинтересованность ученых культурой и языками американских индейцев вполне понятна на фоне тех социальных проблем, которые возникли в США в связи с существованием в стране аборигенов американского континента – многочисленных индейских племен. Формы культуры, обычаи, этнические и религиозные представления, с одной стороны, и структура языка – с другой, имели у индейцев чрезвычайно своеобразный характер и резко отличались от всего того, с чем приходилось сталкиваться в подобных областях ученым. Это обстоятельство и подсказало ученым мысль о прямой связи между формами языка, культуры и мышления.

Наиболее полно эту мысль впервые выразил представитель американской науки о языке Эдуард Сепир, а Бенджамин Ли Уорф попытался наполнить идею конкретными подтверждениями, полученными из исследований языка индейского племени хопи. Теоретическое обобщение этих мыслей и называется гипотезой Сепира-Уорфа, или гипотезой лингвистической относительности. На каких же положениях держится гипотеза? В её основу легли две идеи.

Идея 1. Язык – продукт общества, и мы воспитываемся и мыслим в определенной лингвистической системе с детства. Мы не можем полностью осознать действительность, не прибегая к помощи языка. Язык – не просто средство разрешения частных проблем общения и мышления, но наш «мир» строится бессознательно на основе языковых норм. Мы видим, слышим и воспринимаем те или другие явления в зависимости от языковых навыков и норм своего общества.

Идея 2. В зависимости от условий жизни, от общественной и культурной среды, различные группы могут иметь разные языковые системы. Не существует двух похожих языков, о которых можно было бы утверждать, что они выражают ту же самую действительность. Миры, в которых живут общества, – это различные миры, а не просто один и тот же мир, к которому приклеены разные этикетки. Другими словами, в каждом языке содержится своеобразный взгляд на мир, и различие между картинами мира тем больше, чем больше различаются между собой языки.

Или если выразить это предельно коротко: взаимодействуя с одной и той же действительностью, мы членим её по-разному, так как изначально определены языковой системой, предписывающей определенное членение. Мы сталкиваемся с этими различиями в членении и конструировании реальности, встречая необычные слова, которые в нашем языке требуют развернутого описания. Например, это датское «хюгге», португальское «саудади», изобретенное Кольриджем «серендипити», немецкое «драхенфюттер», гэльское «ладравила», японское «моно но аваре», финское «калсарикяннит» и многие другие. Даже обладая одинаковым телом, человек в разных языках по-разному делит его на части. Об этом свидетельствует и Уорф:

«Мы расчленяем природу в направлении, подсказанном нашим родным языком. Мы выделяем в мире явлений те или иные категории и типы совсем не потому, что они (эти категории и типы) самоочевидны; напротив, мир предстает перед нами как калейдоскопический поток впечатлений, который должен быть организован нашим сознанием, а это значит в основном – языковой системой, хранящейся в нашем сознании. Мы расчленяем мир, организуем его в понятия и распределяем значения так, а не иначе в основном потому, что мы участники соглашения, предписывающего подобную систематизацию».


Без этой структуры, ограничивающей наше представление о мире, любой полученный опыт был бы бессвязным набором данных, мало помогающим в ориентации в мире. Поэтому Сепир называет язык самобытной и творческой символической системой, которая и определяет наш опыт.

Сепир находит много общего между языком и математической системой, которая, по его мнению, «регистрирует наш опыт, но только в самом начале своего развития, а со временем оформляется в независимую понятийную систему, предусматривающую всякий возможный опыт в соответствии с некоторыми принятыми формальными ограничениями». Сепир буквально именует это тиранией языка, навязывающего нам определенную ориентацию в мире. Здесь речь идет не о творении языком картины действительности, а об активной роли языка в процессе познания, о его эвристической функции, о его влиянии на восприятие действительности и, следовательно, на наш опыт.

Развивая и конкретизируя идеи Сепира, Уорф решает проверить их на конкретном материале, а знакомство с культурой хопи дает ему такую возможность. В результате своих исследований Уорф делает радикальный вывод: принцип относительности гласит, что сходные физические явления позволяют создать сходную картину вселенной только при сходстве или, по крайней мере, при соотносительности языковых систем.

Детерминизм или относительность?

Стоит отметить, что Уорфа интересовали не только необычные языки, но и то, как наш собственный влияет на человеческое поведение. Языковая привычка может оказаться не такой уж безобидной – об этом он знал на собственном опыте. Уорф, работая инспектором в страховой компании, заметил, что, несмотря на запрещающие надписи, работники склада курят и бросают окурки там, где написано «Empty gasoline tanks» (но почти никогда не ведут себя так возле надписи «Full gasoline tanks»). Он предположил, что слово «empty» (пустой) заставляет людей забыть о том, что что пары бензина в опустошенных баках весьма пожароопасны.

Это и многие другие суждения Уорфа сделали гипотезу лингвистической относительности весьма убедительной и популярной. Она стала широко обсуждаться в рамках исследований, касающихся языка и мышления. Однако вскоре обнаружилось, что гипотеза состоит из двух утверждений. Или, как считают некоторые, возможны две формулировки (сильная и слабая) для этой гипотезы. В самом деле, можно сказать, что группы людей, говорящих на разных языках, по-разному постигают мир. Этот тезис можно назвать идеей лингвистической относительности или слабой версией гипотезы. Но ряд исследователей пошли дальше, утверждая, что язык является основной причиной подобных различий. А это уже идея лингвистического детерминизма или сильная версия гипотезы.

Пожалуй, разницу между ними удобно проиллюстрировать на вышеупомянутом примере. Опираясь на первое суждение, мы могли бы утверждать, что носители другого языка будут не столь халатны. Можно даже экспериментально проверить это на тех, чей язык более четко разделяет слова, означающие «пустоту» (отсутствие) и «опустошенность» (наличие следов присутствия). Если же мы уверены в правомерности второго подхода, то мы бы стали утверждать, что именно семантика английского слова «empty» является главной причиной невнимательности людей, а прочие факторы – например, неосознанное подражание другим курильщикам, незнание физики или отсутствие контроля – не имеют никакого значения.

Несмотря на то, что идея, согласно которой причины многих явлений и особенностей людей коренятся в языке, как кажется, обещает бóльшую ясность, на деле всё несколько сложнее. Ведь каждый исследователь – уже носитель какого-то языка, а значит, возможность объективного научного знания попросту недостижима. Под большим вопросом оказывается и любой культурный и языковой перевод.


язык человек картина мира

Alezzz

20 июн 2019 в 12:35

Похожие материалы
Оставить комментарий
Комментарии (2)
Novostnik

21 июн 2019 в 21:00

Мне очень интересно, как люди могут думать на иностранном языке. У меня пока не получается.
Chifffa

22 июн 2019 в 12:24

какие то цитаты у вас выпали