Когда всё пройдёт

Ничто нам не запрещает даже сейчас, в разгар пандемии, думать о том, каким станет мы, наше общество, после того, как "все пройдет".

Петр Сапожников (для РБК) спросил об этом:

Вопрос: Существует масса высказываний на тему «мир никогда не будет прежним», а на идее глобализма можно поставить крест. Разделяете ли Вы эту точку зрения? Почему

Ответ: Зависит от того, сколько продлится пандемия. Если к лету увидим резкий спад, то к осени мир приобретет привычные очертания. Если история затянется надолго, то дело не в том, что мы все вдруг и сразу решим перестать быть глобальными, а в том, что может быть очень деформирована инфраструктура глобальности – транспорт (как выживут авиакомпании?), мировые финансовые рынки (что с ними будет в потоке постоянно плохих новостей), сервисы, рассчитанные на массовые потоки людей из-за рубежа (туризм, гостиничный, ресторанный бизнес, зоны рекреации, медицина, международное образование и т.п.).

В значительной степени «вымрут» цепочки международных поставок (продовольствие, комплектующие).

И еще один вопрос: в какой мере сохранит свою состоятельность глобальный средний класс – основа трансграничных потоков.

Грубо говоря, увидим уровень глобализации – в 40 - 50% от прежнего. А дальше все это будет 5 – 7 лет восстанавливаться, как вновь зарастает кусок выжженного леса.

Философия глобализации сохранится обязательно.

Невозможно представить, чтобы при таком уровне коммуникаций и спроса на мобильность мир разбежался бы на национальные квартиры. Отливы в идеях глобализации – да, могут быть. Но не основной тренд – быть вместе

Вопрос: Считается, что многие процессы, не требующие физического взаимодействия людей (образование, торговля, банкинг, телемедицина и т. д.), перейдут в онлайн, а пандемия ускорит этот переход. Как можно оценить экономический эффект от него?

Ответ: Онлайна станет, действительно, больше, но у него есть свои пределы. Мы биологически нуждаемся в физических контактах с другими людьми, с материальным миром, нам нужно движение.

Во-вторых, в какой-то момент онлайн перестает экономить твое время. Ты понимаешь, что на тебя, на твою жизнь бизнес перекладывает свои затраты в офлайне. Попробуй дозвониться через 3 – 4 ступени до того, кто тебе реально поможет.

В-третьих, чем больше онлайна, тем меньше нашей частной жизни, меньше наших личных тайн. Природа человека – против этого. Тотальный надзор, «Большой Брат» в самых ярких его выражениях для человека, для сохранения целостности его личности невыносим.

Я уверен, что будет найден баланс, «золотое сечение» между онлайном и офлайном, так же, как между «владеть» и экономикой «совместного пользования» (sharing economy).

Можно предположить, что офлайна будет гораздо больше в экономике для состоятельных классов. Личное, индивидуальное обслуживание. Для среднего класса увидим «50% на 50%». Возможность общаться со своим мясником или примерить новый фасон не менее ценна, чем быстрый заказ стандартных наборов в интернет-торговых системах. Для семей с низкими доходами – неизбежно 60 – 70% услуг в онлайне.

Вопрос: Переход офисных сотрудников на удаленную работу – это вынужденная мера. Вернутся ли сотрудники обратно в офисы после окончания пандемии или эта модель станет нормой? К чему это приведет? Опять же, каким будет экономический эффект?

Ответ: Мы привыкли к дистанции, давно в ней работаем и уверен, что ее станет больше. Тем не менее офисы обязательно будут наполнены. Сотрудники обязательно вернутся. Много раз сталкивался с тем, что личная эффективность может резко снижаться, когда организуешь работу команд в онлайне.

Личный контакт, твое выражение лица, интонация, возможность «разделить кусок хлеба» и т.п. гораздо быстрее приводят к пониманию и быстрым решениям. У групп людей, находящихся рядом в физическом пространстве – большая синергия. Или, например, хорошо знаю, насколько сильнее эффект физического присутствия в образовании, в искусстве, в работе с залами, полными людей, когда ты играешь и «берешь их за горло».

Офис – ведь это еще и эффект «второго дома», «выхода в люди», движения. Массовое жилье, человейники (столь любимые властями и застройщиками) и конуры в них как раз рассчитаны на то, что люди в них не живут, только ночуют. Они должны выйти из них, весь день где-то провести – и вернуться на ночевку. Они точно – не домашние офисы.

Так что и здесь будет найден новый баланс.

Грубо говоря, по оценке, затраты на офисы могут стать меньше на 20 - 40%, произойдет гораздо больший переход к модели «разделенной занятости», когда в офисе проводится только часть рабочего дня, а сам офис – в большей мере пристанище, место совещаний, и, в чуть меньшей мере, набор рабочих мест.

Вопрос: Какие отрасли пострадают больше всего от этих процессов? Почему?

Ответ Зависит от длительности пандемии, от того, до какой степени произойдут разрывы в цепочках поставок. Чем дольше пандемия, тем больше будут развиваться процессы упрощения структуры экономик, тем в большей мере будет важен доступ к ресурсам (продовольствие, вода, энергия, тепло, одежда, транспорт, коммуникации).

Будет выигрывать производство «простых вещей», того, что мы, как розница, потребляем ежедневно. Все хуже будут себя чувствовать производство «сложных вещей» и отрасли инвестиционного цикла (кто сейчас думает надолго?). Экономики будут во всё большей мере замыкаться. Будет непрерывно вымирать микро-, мелкий и средний бизнес, особенно те, кто работает «с колес» и сидит на кредитах.

Значит быстро расширятся серая экономика, неформальная занятость (работа без контрактов), самозанятость.

Тем более, что больше 100 млн. человек в России живут в малых и средних поселениях. Там повсеместно - низкобюджетная модель семьи. Уже три десятилетия выживают серой экономикой, садами и огородами. Их будет тоже больше.

Что еще? Вырастет госсектор. Чем дольше пандемия, тем ближе мы будем к мобилизационной экономике, к росту доли административно распределяемых ресурсов, к госзаказу.

Но будем надеяться, что ничего этого не произойдет, и восстановятся прежние картины нашей жизни, в которой, впрочем, была масса деформаций и было чем заняться тому, кто мечтает о развитой, открытой, социальной рыночной экономике России.