Лев Толстой - Николаю II: Стать во главе движения народа от зла к добру...

Заметки на полях писем о судьбах Родины, отправленных 120 лет назад

Каждый хотел бы говорить с властями на равных, добиваясь лучшего для родины. Только немногим это удавалось так, чтобы их услышали, не сочли странными субъектами, которые всем – и во всем мешают - и хотя бы прочитали, письмо или рапортичку, со спокойствием и вниманием. Нужно иметь мужество, чтобы встать один на один с государством, но не для того чтобы ломать его насилием, а чтобы мирным словом, проповедью пытаться изменить его пути, пытаясь достучаться до разума властей предержащих. И что получить в ответ? Насилие? Глухое недовольство? Отторжение от карьеры? Смешок? Да, конечно. Но хуже всего, глухое молчание.

В 1902 г. Николай II передал графу Льву Николаевичу Толстому словесное сообщение, что государь прочел его письмо, но «никому показывать не будет», тем самым давая понять, что оно оставлено как без последствий, так и без какого-либо обсуждения – или осуждения – со стороны высших властей. Глухое молчание - таким был ответ. А что хотел Толстой? Чего он пытался добиться своими письмами, раз за разом? И кем он себя возомнил?

Не было еще в России никаких революций, было только брожение, были нелепые мечты, были экцессы, но все еще можно было остановить. Граф Толстой взял на себя привычку учить царей. Письмо за письмом в начале 1900-х обращался к Николаю II. И сейчас-то его страшно читать и, тем более, повторять.

«Треть России находится в положении усиленной охраны, т. е. вне закона. Армия полицейских, явных и тайных, все увеличивается и увеличивается. Тюрьмы, места ссылки и каторги переполнены, сверх сотен тысяч уголовных, политическими, к которым теперь причисляют и рабочих. Цензура дошла до нелепости запрещений, до которых она не доходила в худшее время сороковых годов. Религиозные гонения никогда не были столь часты и жестоки, как теперь, и становятся все жесточе и жесточе и чаще. Везде в городах и фабричных центрах сосредоточены войска и высылаются с боевыми патронами против народа. Во многих местах уже были братоубийственные кровопролития и везде готовятся, и неизбежно будут, новые и еще более жестокие...

И причина всего этого, до очевидности ясная, одна: та, что помощники Ваши уверяют Вас, что, останавливая всякое движение жизни в народе, они этим обеспечивают благоденствие этого народа и Ваше спокойствие и безопасность.

Но ведь скорее можно остановить течение реки, чем установленное Богом всегдашнее движение вперед человечества».

И еще Толстой писал, адресуясь императору: «были братоубийственные кровопролития и везде готовятся, и неизбежно будут, новые и еще более жестокие...». Эти его пророчества исполнились. Впереди были 1905, 1914 – 1916, 1917, 1918 – 1920-е годы.

От мрака – к свету

Письма Толстого «наверх» писались за несколько лет до его смерти, и сам он много раз давал знать, что терять ему нечего, что смерть на пороге, но ему хочется успеть высказаться о самых важных для вещах.

Как в России избежать «братоубийственного кровопролития»? Вот ответ Толстого, его требование к государству: понять, в чем истинные желания народа, дать ему настоящее движение, сделать все, чтобы выполнить эти желания. Не останавливать движение жизни в народе! Прежде всего, жизни идей, свободы идей, свободы добиваться, счастья желать, счастья быть услышанным на равных, без надменности и улыбочек!

Именно эту крамолу он сообщает первому лицу в начале 1900-х! «Мерами насилия можно угнетать народ, но не управлять им. Единственное средство в наше время, чтобы действительно управлять народом,— только в том, чтобы, став во главе движения народа от зла к добру, от мрака к свету, вести его к достижению ближайших к этому движению целей. Для того же, чтобы быть в состоянии это сделать, нужно прежде всего дать народу возможность высказать свои желания и нужды и, выслушав эти желания и нужды, исполнить те из них, которые будут отвечать требованиям не одного класса или сословия, а большинства его, массы рабочего народа».

Господи, какой идеализм! «Стать во главе движения народа от зла к добру, от мрака к свету». Власти должны спросить сами себя, куда идет движение народа! Не загоняется ли оно властями в угол? Какие главные желания народа? Как исполнить их? Как вызвать к жизни только развитие, только эволюцию?

Подобные вопросы можно повторять бесконечно. Не наивно ли ожидать, что эти вопросы будут заданы «сверху» в сверхжестком, «вертикальном» государстве, каким была Россия в начале 1900-х? Что это за детскость?

Наивность Толстого, наивность Ивана Озерова, наивность Андрея Сахарова, наивность любого разумного, рационального человека, спрашивающего одно и то же, и еще, часто – что будет дальше? Вместе с детским вопросом к самому себе: «Могу ли я сделать своим словом, своим разумом хоть что-то, чтобы так расположить власти, когда они существуют в жестких вертикалях, чтобы жизни людей в таком государстве были – во всех смыслах – сохранны, сбережены?».

Как жить без этой наивности? Всегда, в любой момент, в любой точке общественных поворотов нужно повторять эти вопросы и пытаться искать ответы на них, исходя из того, что главной ценностью, особенно в России является человеческая жизнь, достойная жизнь - жизнь каждого из нас.

Не делайте этого!

Мы не знаем, имели эти письма хотя бы какое-то влияние или нет. Мы совершенно не знаем, играли они хотя бы малейшую роль в том, чтобы прекратить насилие в России 1900-х. Нам неведомо, что испытывал Николай II, читая толстовские письма, было ли хотя бы малейшее воздействие на те решения, которые он принимал. Ничего этого мы не знаем, но знаем только, что внутренняя обстановка в России в начале 1900-х была всё хуже с каждым годом, она всё накалялась, а Толстой переходил от письма к письму к всё более отчаянному слогу.

Сначала адресат был для Толстого «любезный брат», он даже позволял себе закончить письмо, как «любящий Вас», или даже как «помоги Вам Бог сделать то, что Ему угодно», но дальше все гораздо проще и страшнее во времени, и обращения совсем другие. «Царю и его помощникам… Опять убийства, опять уличные побоища, опять будут казни, ложные обвинения, угрозы и озлобление с одной стороны, и опять ненависть, желание мщения и готовность жертвы с другой. Опять все русские люди разделились на два враждебных лагеря и совершают и готовятся совершить величайшие преступления» (1901).

В 1905 году, в неоконченном черновике письма он написал уже с отчаянием: «Что вы делаете? Что вы делаете? Что вы делаете? Вы боретесь за власть, которая уходит от вас. Но не важно то, что вы удержитесь или не удержитесь во власти. Важно не это. Важны телесные и духовные страдания, то развращение, которым подвергается русский народ вследствие того, что вы не умели и продолжаете не уметь или не хотите употребить свою власть на благо народа».

Но хоть какая-то «духовная связь» между писателем Толстым и Николаем II была? Вот записи из дневника последнего. 9 октября 1911 г. «Я читал вслух посмертные рассказы Л. Толстого в рукописи». 22 декабря 1912 г. «Читал вслух повесть «Казаки» гр. Толстого. 3 января 1913 г. «Вечером читал вслух «Набег» гр. Толстого». Да, вещи всё военные. Известно, что запоем читал «Войну и мир», прежде всего, военные куски, и даже в Екатеринбурге читал. «Одно из самых светлых воспоминаний – это уютные вечера, когда Государь… приходил читать вслух Толстого, Тургенева, Чехова и т.д.».

Толстого, Тургенева и Чехова? Странно все это. Когда входишь в книги писателя, когда попадаешь в его внутренний мир, поневоле начинаешь разделять его духовные ценности. Да или нет?

В этом случае, скорее, нет. Строение Российской империи было бесконечно далеко от толстовства. «Что вы делаете?» - писал Толстой.

Слушайте Толстого!

Сидит человек, знаменитый писатель, и пишет письма «наверх», первому лицу. Обрушивает на него и на его правительство массу идей. Но каких? Чего он хочет? Прекратить насилие, глухоту властей, буйство внутри страны, дать дорогу для «движения народа». Уговорить власти отказаться от насилия, не дать погибнуть массе людей, сохранить жизни. Плюс пытается «протолкнуть» идеи реального народного представительства, выборности, отказа от сверхконцентрации власти, неизменно приводящей к ошибкам. А власть или молчит, или недоуменно пожимает плечами. Витте высокомерно называл общественные идеи Толстого «старческим младенчеством».

И зря! Будущее показало это! По Толстому, самая желанная идея, самое «задушевное желание народа», в котором более 80% крестьяне – земля! Дать землю крестьянам, дать «свободу пользования землей». Именно земли народ «все еще желает от русского правительства».

А как это сделать? Ответ – «уничтожение земельной собственности и признание земли всеобщим достоянием», «признание земли общей народной собственностью» и, на этой основе, «свобода пользования землей», а выборные от всего народа комитеты» - им будет «поручено обдумать и решить, в какой форме должно и может быть осуществлено это освобождение земли от права частной собственности». По смыслу – официальный передел земли, силовой, «сверху» отъем ее, прежде всего, у крупнейших собственников.

Что будет, если этого не сделать? У Толстого прямое пророчество - «ужасы революций 93 года с казнью Людовика XVI, или 48 год с постыдным бегством Людовика Филиппа, или ужасы коммуны 71 года». Разве эти слова – пустые, «не от мира сего»? Разве всё так и не случилось? В 1917 г. отъем земли материализовался, со всеми ужасами революции, коммуны и казней.

«Земля – крестьянам!» - один из краеугольных камней Октябрьской революции. «Земля – крестьянам!» - именно с этим требованием произошел черный передел 1917 – 1918 годов, именно так пытались осуществить черный передел в 1905 – 1906 годах. «Земля – крестьянам!» и «социализация земли», отказ от частной собственности на нее – программные требования эсеров и большевиков. «Декрет о земле» был принят одним из первых, 26 октября 1917 г. (по старому стилю). В пункте первом декрета – «помещичья собственность на землю отменяется немедленно, без всякого выкупа». Как раз тот случай, когда пророчества сбываются.

Идея «социализации», между тем, ужасна. В 1930-х она лишила людей прав на землю, вновь закрепостила аграрное население.

А как же столыпинская, с 1906 г. аграрная реформа? Она и вправду была должным ответом властей на «главнейшее желание народа». Эта реформа - попытка дать землю эволюционным путем, найти классовый компромисс в рамках «разумного, просвещенного правительства». Если бы не мировая война и не дитя ее - революция, реформа могла бы стать успешной. Но так это или нет – нам не узнать никогда, историю вспять не повернешь.

Слушайте Толстого! Слушайте любого другого думающего, «бьющего в колокола»! «Разумному и просвещенному правительству» нетрудно угадывать «главнейшее желание народа», была бы воля. В обществе по таким вопросам всегда стоит крик. И еще – завтра вопрос о земле в России, об обезземеливании снова может стать острейшим. У нас расширяются латифундии, они охватывают не менее 10 млн га земли. Аналог - Латинская Америка, латифундии – это острейшие конфликты.

Без государства

Еще одна толстовская идея – «освобождение людей от всякой правительственной власти, замена насилия свободным и разумным соглашением». «Время государства прошло», «государства, особенно теперешние, только вредны». «Главное зло государственного устройства не в уничтожении жизней, а в уничтожении любви и возбуждении разъединения между людьми».

Это, как раз, очевидная утопия. Каждый понимает, что существование таких сложнейших систем, как общество, невозможно без систем управления. Это азбука системного анализа, азбука бытия, жизни. Иное – утопия. Государство и есть такая система управления. Человека без головы не бывает. Как ни складывай кубики, пытаясь управлять обществом, как ни называй их, все равно получится государство. Абстракция будущего без государства неизбежно приводит к крови и командным системам. Мы все это видели в XX веке у себя дома (и не только). Лозунг об отмене государства обернулся самым отчаянным государственным насилием.

Другой вопрос – какой должна быть природа государства? Чьи интересы оно должно выражать?

Истинная природа государства

Еще раз попробуем услышать Толстого - «единственное средство в наше время, чтобы действительно управлять народом,— только в том, чтобы, став во главе движения народа от зла к добру, от мрака к свету, вести его к достижению ближайших к этому движению целей».

Выражать интересы народа в целом. Подчинить государство добру, выслушав желания народа, исполнить те из них, которые будут отвечать требованиям большинства. Что может быть лучше? Идеал любви, прежде всего, к собственному народу – есть ли что-нибудь сильнее? Действовать как «разумное и просвещенное правительство» - что здесь не так?

Государство для исполнений желаний народа, не отдельных классов или групп - это идея на все времена. Власть, угадывающая главные желания народа и стремящаяся исполнить их, именно для этого существующая. Только такая власть может быть «инструментом добра». В этом должна быть истинная природа государства. Под каждым словом Толстого можно подписаться.

А в чем сегодня сокровенное желание народа в России? В чем добро для него? С чем бы сегодня обращался Толстой к властям? Ответ - жизнь 80+ (ожидаемая продолжительность жизни – 71+, мы на 100-м месте в мире), достаток, растущее имущество семьи на несколько поколений вперед, мир, спокойствие, возможность встать на ноги после 100 лет тяжких испытаний. Высокий уровень («индекс») человеческого развития, мы сейчас на 49-м месте в мире. Это было бы счастьем, пять поколений российских семей уничтожались, теряли людей и активы. Мы – страна выживших, страна, теряющая каждый год сотни тысяч людей из-за «естественной убыли».

А что еще добро для нас? Свобода распоряжаться самими собой. Те, кто связаны по рукам и ногам, плохо выживают в мире, полном изменений. Нам всем нужна, после великих потрясений, спокойная, свободная, хотя и быстрая работа на самих себя, без мобилизаций, без нечеловеческого напряжения сил, которым был наполнен век двадцатый. Только тогда такой человек, как Толстой, смог бы написать, наконец, что Россия пользуется «полным благоденствием» и стоит «в деле истинного прогресса впереди всего человечества», а письма его властям были бы полны спокойствия и радости.