По ту сторону кафедры (1)

Это ни в коем случае не исследование, а заметки для себя и любопытствующих.  Вместе с тем, личный опыт преподавания в вузах даёт возможность сделать некоторые, весьма умеренные, обобщения и проследить динамику.

Первое наблюдение. Доля умников и дураков среди студентов, в общем,  не меняется, а более-менее воспроизводится с каждым новым набором. Вероятно, это генетически детерминированная закономерность. Но вот что меняется, причём заметно, так это историко-культурная эрудиция. Подавляющее большинство студентов потрясающе невежественно. Причём я бы не стал винить в этом школу - к ней у меня иные (и весьма серьезные)  претензии, - но сей грех я все же не решусь ей вменить. На мой взгляд, нарастающее невежество новых поколений суть следствие заката гуттенберговской эпохи.

Проще говоря, молодые люди не имеют вкуса и привычки к чтению, прежде всего,  систематическому чтению толстых и серьезных книг. Большой нарратив не исчезает как вид, но превращается в удел избранных. Для подавляющего большинства молодежи характерно преимущественное (или почти исключительное) потребление информации  из Интернета и социальных сетей и через мобильные гаджеты, что кардинально ограничивает возможности чтения.

Поясню на примере. Сейчас лонгридом считается текст в четыре-пять тысяч знаков. В бытность моей работы в газете полтора-два десятка лет тому, лонгрид начинался от 10-12 тыс знаков. А нынешний лонгрид претендовал бы на заметку. В общем, шансы текста, не вмещающегося в одну прокрутку «мышки» (один тачскрин), быть прочитанным стремительно уменьшаются.

В свою очередь, уменьшение чтения больших и непростых текстов резко уменьшает способность к интеллектуальной концентрации и думанию как систематическому организованному процессу. Сразу отмечу, что чтение электронных книжек неспособно заменить чтение бумажных. Дело в том, что тип нейронных связей, выстраиваемый при чтении с разных носителей, качественно отличается. Именно чтение бумажных книг формирует нужные человеку для интеллектуального развития нейронные связи.

Меня лично гибель гуттенберговской галактики удручает. Точно так же античного  римлянина удручало победоносное шествие варваров. Однако и тогда, и сейчас это было неизбежно. Приходит (в лице молодых поколений уже пришла) новая культурно-историческая эпоха, и с этим ничего не поделаешь. Ее невозможно остановить, можно лишь научиться жить в ней. Ну и, конечно, попытаться сохранить очаги учености и культуры предшествующей эпохи. Когда-то роль подобных хранилищ сыграли монастыри, сейчас эта функция перешла к университетам.

Вероятно, в системе высшего образования наиболее явно и очевидно проявится новая сегрегация - деление на тех, кто способен к систематическому организованному мышлению, длительным целенаправленным интеллектуальным усилиям, и тех, чьё мышление  характеризуется оперативностью и гибкостью, но при этом поверхностностью и бессодержательностью. «Фельетонная эпоха», которую Герман Гессе описывал в своей «Игре в бисер», наступила окончательно и бесповоротно.

Университеты и институты станут (и уже становятся) инструментом сегрегации: выделится элитарное и массовое высшее образование. Если на протяжении XX века вузы были местом и инструментом борьбы с сегрегацией, то их новая социальная роль окажется прямо противоположной.

Впрочем, сегрегация по интеллекту и культуре не будет иметь столь драматических последствий, как классическая социальная. Более того, она, возможно, окажется даже незамеченной большинством. В целом, люди могут быть вполне удовлетворёнными таким положением дел, если их материальные потребности будут реализованы. Ведь глупый и малокультурный человек, находясь среди подобных себе, не может от этого страдать.  

Это звучит как антиутопия, но, в действительности, человеческая история никогда не развивалась только по восходящей. На смену периодам подъема и прогресса приходили длительные периоды упадка и деградации. Парадоксальность современной ситуации в том, что, оказывается, технологический прогресс и рост благосостояния могут сопровождаться культурным и интеллектуальным упадком.