Почему предвыборная социология ошибается

Когда текст цитируют спустя 12 лет после его выхода, и он все еще актуален - это хрестоматийный текст. На мой взгляд, именно такой является статья Александра Кынева "Игра в угадайку или Почему не работает предвыборная социология" .

Привожу эту статью без купюр, особенно актуальную в преддверии очередного избирательного цикла.

Выборы – золотое время для социологов и прогнозистов. Как поется в известной песне: "устроены так люди, желают знать, желают знать, желают знать, что будет".

Однако на практике прогнозная предвыборная социология ошибается не просто часто, а очень часто. Ошибается почти всегда. Можно вспомнить уже хрестоматийные примеры голосования за ЛДПР в 1993 г., за "Родину" в 2003 г., президентские выборы 1996 г., исход которых предсказал только Нугзар Бетанели, возглавлявший Институт социологии парламентаризма. А есть и совсем недавние примеры массовых региональных выборов 2004-2007 гг., когда соцопросы повсеместно предсказывали "Единой России" намного больше, чем оказывалось в реальности, и не фиксировали успех региональных блоков (пока они еще были), Российской партии пенсионеров, СПС и так далее.

К примеру, блоку "За Тульский край" социологи обещали 1-2 %, а вышло 10,26 %. Аналогично в Амурской области блок "Мы за развитие Амурской области" не отстал, как прогнозировали, от "Единой России" на 7-9 %, а обогнал её на 1,5 %. Российской партии пенсионеров, когда она существовала как самостоятельная структура, социология всегда предсказывала в пределах погрешности, дай бог, 2-3 %, но она почти везде преодолевала заградительные барьеры и брала, как правило, более 10 %. Более-менее точно в эти годы прогнозировали только результат КПРФ (и иногда ЛДПР), чей электорат наиболее устойчив. Порой даже без опросов было ясно, что он будет на уровне прошлых выборов в Госдуму плюс-минус 2-3 %. Но весной 2007 г. даже с прогнозом результатов КПРФ на базе прежней электоральной истории каждого региона возникла напряженка.

Что же происходит? Представляется, есть целый комплекс причин.

Первое – многими гражданами нашей страны социолог воспринимается отчасти как представитель власти. На это есть вполне резонные причины: во многих регионах никакой иной социологии, кроме продукции аффилированных с местными администрациями центров нет, как и нет никаких независимых заказчиков. Региональную составляющую общероссийских опросов зачастую проводят именно эти региональные подрядчики, к которым и обращаются федеральные социологические центры. Поэтому, чем меньше регион, тем меньше конкуренция между социологами и тем больше их зависимость от администрации. Отсутствие конкуренции, в свою очередь, определяет отношение к производимой работе.

Местное сообщество, если и не знает точно, то понимает и догадывается о том, кто на кого работает. В результате социолога воспринимают отчасти как такого же представителя власти, вроде участкового милиционера или председателя сельсовета, и отвечают не то, что думают на самом деле, а то, что, по мнению гражданина, социолог хочет услышать. К примеру, в регионах Сибири и Дальнего Востока с малочисленным населением количественная социология вообще не работает. Здесь, если интервьюер "чужой", незнакомый, к примеру, приезжий социолог, то ему врут потому, что он чужой, а если интервьюер местный и хорошо известный, то ему будут отвечать на вопросы зная, где он работает и каких взглядов придерживается. Именно в этих регионах на выборах последних лет результаты официальных соцопросов регулярно попадали "пальцем в небо". В городах против достоверности соцопросов работает тотальное недоверие граждан к государству, к рекламе, запуганность терроризмом, различными историями о мошенничествах и т.д.

Несомненно, организаторы соцопросов пытаются делать скидку на "искажения и погрешности", но эти величины тоже меняются, и вряд ли их всегда можно оценить адекватно. И чем выше давление на избирателей посредством масс-медиа, чем сильнее напор официальной пропаганды и местных начальников, тем более явными будут искажения и страх в ответе на вопрос сказать то, что думаешь на самом деле.

Введение же при обработке "коэффициентов", учитывающих результаты прошлых выборов на данной территории, работает только в условиях неизменной ситуации в общественном мнении. В периоды резко меняющихся общественных настроений и неких внезапных событий (11 сентября, Беслан и т.д.) инерционные сценарии ломаются и меняются электоральные карты регионов.

Вторая важная причина. В последние годы избирательные кампании "сжались" хронологически. Основные, самые яркие события в них происходят обычно в последние две недели, а иногда и в последние дни кампании. Каждый же опрос имеет определенный временной лаг – время сбора анкет, обработки, анализа результатов. Таким образом, последние перед выборами опросы часто просто не успевают отследить то, куда качнулся маятник общественных настроений.

Кроме того, анализ многочисленных примеров периода, когда ведутся регулярные опросы, показывает: то, что прогнозируют соцопросы, и то, что получается на самом деле, помимо традиционного завышения социологами прогнозов явки и результатов "партии власти", явно указывает на неравномерное распределение голосов неопределившихся избирателей.

Проще говоря, к "партии власти" у населения двойственное, часто полярное отношение. Если избиратель решил за нее голосовать, то, скорее всего, он её сторонник или просто конформист. Если же респондент не знает, за кого голосовать, то, как правило, он выбирает от противного. Таким образом, львиная доля "неопределившихся" в итоге выбирают между списками, альтернативными "партии власти". И здесь решающую роль играют как раз: наиболее яркая и запоминающаяся кампания на финише, наличие в списке региональных харизматиков со своими сплоченными и хорошо отмобилизованными группами сторонников (степень сплоченности локальных групп социология, как правило, не "ловит", хотя известно, что, к примеру, у Виктора Черепкова во Владивостоке есть 30-40 тысяч сторонников "при любой погоде"), а также фактор узнаваемости и величины "антирейтингов". Показательно, что своих сенсационных результатов Российская партия пенсионеров часто добивалась, почти не ведя никакой кампании, но при этом она имела раскрученное и удачное название, подкрепленное участием в нескольких федеральных выборах, и почти полное отсутствие негатива в свой адрес. Данные факторы, порой, гораздо лучше чувствуют грамотные эксперты, чем их фиксирует формальная социология.

Наконец, третий фактор связан с территориальной структурой страны и неравномерностью размещения населения на её территории. Иногда проведение репрезентативного опроса просто объективно невозможно. Так, опросы на уже упоминавшемся Дальнем Востоке проходят преимущественно только в населенных пунктах, расположенных вдоль Транссиба. То есть опрос проводится там, где социологу наиболее удобно.

Фактор четвертый. Несовпадение результатов публикуемых опросов с результатами выборов, когда проведение и публикация итогов того или иного опроса заведомо носит "формирующий" характер. Проще говоря, многие опросы изначально являются не опросами, а пропагандой.
Значит ли это что предвыборная социология в РФ вообще "не работает"? Конечно, нет. Просто пользоваться ей нужно с большой осторожностью и понимая все перечисленные "но".

Так, несомненно, что в современных российских условиях гораздо более адекватна "проблемная", а не "рейтинговая" социология. То есть описанный выше конформизм респондентов, неискренность в формулировании отношения к тому или иному чиновнику намного слабее выражается, когда гражданина спрашивают не о его отношении к партиям или политикам, а о том, какие проблемы для него важны и как он относится к тем или иным явлениям.

Также важно сочетание количественных (те самые формальные рейтинги в опросах) и качественных методов (анализ мотивации высказанных ответов и общественного настроения по результатам фокус-групп). Однако результаты качественной социологии почти всегда носят закрытый характер и не публикуются.

Очень часто за формально высокими рейтингами того или иного политика в разные годы стоит совершенно разное содержание. Бывшие "народные герои" часто быстро превращаются просто "в меньшее из возможных зол". Зачастую так называемый механический "рейтинг" того или иного руководителя имеет под собой не уважение и не представление о "честности и порядочности" руководителя, а лишь: "Дак никого же больше нет", "Дак все воруют, так что пускай работает" и т.д. И только, когда появляется внятная альтернатива с четкой программой, выясняется, что "король-то голый".

Специфика российской ментальности отчасти характеризуется популярной пословицей: "Долго запрягают, но быстро едут". Изменение массового сознания может накапливаться долго. Конформизм может господствовать, недовольство копиться под ковром годами и десятилетиями, но потом в течение очень стремительного времени все это вдруг начинает превращаться в какие-то конкретные действия и изменения, влияющие на всю ситуацию в стране. И именно тогда и происходят "электоральные потрясения".

Так и сейчас, вызревание электоральных изменений явно происходит. Если к 1999-2000 гг. большинство населения страны испытывало усталость от реформ, от постоянных изменений, от непонятности жизни, то за эти восемь-девять лет многие ожидания не были реализованы. Да, уровень жизни повысился, но он повысился по отношению к тому, как гражданин жил какое-то количество лет назад. Память у людей короткая. Зато по сравнению с соседом он стал жить значительно хуже. Дело в том, что, чем больше проходит времени с конца 1990-х гг., тем в большей степени люди сравнивают себя с другими. Они вспоминают не то, как сами жили когда-то, а смотрят на то, как живут соседи. В их мироощущении доминируют такие факторы, как растущие диспропорции между социальными группами и между регионами. Именно это становится сейчас ключевым моментом, который определяет формирование общественных настроений. Образно говоря, если в начале 2000-х гг. была усталость от перемен, то сейчас формируется усталость от усталости.

Невозможно назвать день и час, но то, что усталость от усталости накапливается, ресурс пресловутой стабильности исчерпан и перекручивание гаек перешло разумные пределы, это, на мой взгляд, несомненно. Я также убежден, что сценарии, которые могут быть реализованы и будут, скорее всего, реализованы, вряд ли отвечают чьим-то идеальным представлениям о том, как должны происходить перемены, потому что изменения почти всегда происходят совсем не так, как ожидает элита, аналитики или эксперты. Но они происходят неизбежно.

Часто критика формально публикуемых результатов работы социологов вызывает с их стороны стремление защитить "честь мундира" и возгласы "наша репутация в доказательствах не нуждается". Однако вопрос не только в социологии, он – в проблеме осознания специалистами, в том числе социологами, того, что происходит в стране. И это вопрос репутации не просто перед заказчиками, это вопрос репутации перед обществом.