«Слава богу, Россия – светское государство» - как вписать «Бога» в Конституцию

Интервью для Фонтанки

Как за месяц менялось отношение элит к конституционной реформе Путина, «Фонтанке» рассказал очевидец презентации поправок 15 января, политолог Михаил Виноградов. В интервью глава фонда «Петербургская политика» разобрал различные варианты целей пересмотра Основного закона, указал на отсутствие механизмов привлечения к ответственности за фальсификации с «общероссийским голосованием» по поправкам и дал свой рецепт фиксации «Бога» в Конституции, который устроит и атеистов, и верующих.

- Михаил Юрьевич, вы лично слушали Путина в Манеже 15 января. Какие первые эмоции были, когда он договорил о правках Конституции?

– Первые впечатления были скорее от реакции кулуаров. Когда я вышел из зала, было видно, что все хотят пообщаться. Даже те, кто обычно проходит мимо тебя. В тот день элита ощутила себя политической. Было ощущение, что все соскучились по политике. Сюрпризом было, что это же ощущение есть у Владимира Путина. Последние годы он жил больше в пространстве международном, геополитическом и историческом. А нынешняя инициатива требует от него большего вовлечения во внутренние дела. То, что до недавних пор считалось разжиганием, что суперпрезидентская республика не обязательно полезна, вдруг оказалось мейнстримом. Но спустя месяц политический задор пропал. Все начали искать подвох. На мой взгляд, главный исторической вопрос сегодня – начались ли на самом деле 15 января 2020 года «двадцатые годы»? Есть новая эпоха или нет?

- Сейчас складывается ощущение, что все заняты только тем, что пытаются понять своё завтра. Федеральная власть сегодня не похожа на испуганного кролика, над которым завис удав?

– Когда вы говорите о федеральной власти как неком едином субъекте, то это довольно серьезная реконструкция. Я буквально вчера читал материалы по нашей истории 50-60-х годов, когда был арестован футболист Эдуард Стрельцов. Тогда многие говорили, что если бы не неудача с его продвижением в московское «Динамо», то мы были бы чемпионами мира по футболу. Это признак того, что нет субъекта, который играет за систему. Безусловно, после 15 января произошло обнуление потенциала большого количества игроков. Многие поменяли статус или оказались вовсе без него.

- Кто приобрёл, мы можем сказать?

– Нет. Но в тактическом плюсе Михаил Мишустин. Человек, который, как герой фильмов Вуди Аллена, проснулся знаменитым. И сразу оказался центром и тревог, и ожиданий.

- Мишустин не идеолог. Он исполнитель. Интереснее понять про тех, кто формулирует смыслы.

– У послания всегда много авторов. Это синтетический документ. Естественно, все начинают спорить об интерпретациях произошедшего.

- Ваш коллега политолог Евгений Минченко сказал «Фонтанке», что помимо Путина, идеологи происходящего – это Кириенко/Патрушев/Ковальчуки . Им это зачем, если это они?

– Мои знакомые ходили в Москве на выставку Сальвадора Дали. Они тоже пытались найти в мутном изображении хоть какие-то следы названия картины. Если какими-то кусочками пазла упомянутые субъекты и владеют, каждый видит в конце что-то свое. Я думаю, что был ряд проектов, например по Госсовету, которые готовились в последние годы и которые неожиданно были собраны вместе и выстрелили. Если говорить на языке политологическом, то все равно пока получается синтетически, а если на простом – это как письмо у Дяди Федора, когда есть несколько авторов, а общая интонация письма в итоге оказывается разноречивой.

- Но почему сейчас?

– Ответа нет. Говорят о реакции на падение рейтингов. Но падения рейтингов не происходило в 2019 году. Оно было в 2018 году на фоне «пенсионной реформы». Если бы проблема была с рейтингами, то социальную часть послания не стали бы разбавлять конституционным контекстом, который по большому счёту девальвировал эффект от первой социальной части послания.

- Это смотря для кого реформа Конституции девальвировала обещания раздавать деньги. 91% россиян положительно смотрит на идею Путина закрепить в Конституции индексацию пенсий и соцвыплат. Правда, так говорит государственный ВЦИОМ.

– Всё равно, чтобы продвинуть тему в мейнстрим, важно, чтобы она была одна. Чтобы не было конкуренции ни с конституционной реформой, ни с 9 Мая. Тема должна месяц-два прожить, доминируя. Но этого не случилось.

- Тогда рассказывайте ваши инсайды про то, зачем вообще нужно трогать Конституцию.

– Есть четыре варианта, которые звучат. Последние дней десять наиболее популярный и понятный обывателю вариант – Путин никуда не уходит. Путин остаётся. Возможно, на посту президента. Об этом говорит ряд коллег. Их конструкция подразумевает, что Конституционный суд нам скажет, что при новой Конституции все сроки обнуляются. Внешне на эту версию работает усиление полномочий президента по КС, которое есть и в первой редакции поправок, и в наработках рабочей группы.

- Вы о том, что Путин хочет сократить количество судей КС почти вдвое, с нынешнего лимита в 18 человек до 11, а увольнять их можно будет за «порочащие» поступки?

– Да. Но эта версия не объясняет колоссальную спешку, с которой всё происходит. Главное, что такой сценарий приводит к снижению внешней легитимности Владимира Путина как президента на пятом сроке. Об этом можно не переживать в условиях войны, не дай бог. Но внешняя легитимность режима падает в такой ситуации. Проблема не критическая, но фактор этот нужно будет принимать во внимание.

- Вторая популярная версия – Путин уходит?

– Да. Путин уходит с поста президента в 2024 году или раньше. Приверженцы этого сценария исходят из того, что нет никакого другого объяснения суперспешки с принятием правок Конституции и возможными досрочными парламентскими и президентскими выборами. Конечно, можно всё объяснить американскими выборами, до которых нужно успеть решить все вопросы с нашей Конституцией. Но в последнее время ожидания, что в американском Белом доме останется всё как было, снова появляются. Ещё одно объяснение – что-то перещёлкнуло, когда Путин сам назвал все варианты транзита, которые старательно перебирали телеграм-каналы до послания. Но потом он как-то иначе увидел своё место в историко-политическом контексте. Версия про досрочные парламентские выборы уже в 2020 году – не гарантированная.

- А лично вы допускаете досрочные парламентские выборы?

– Плюс-минус. Сегодня все всё допускают. Но так или иначе, это ружьё «досрочные выборы» на сцене повешено. Его можно задекорировать, убрать в антракте, но пока оно висит на сцене.

- Сама по себе спешка не может быть политтехнологическим приёмом, чтобы все обсуждали разные версии?

– А тут мы уходим в пространства третьей и четвёртой версий. Третья – целенаправленная манипуляция. Имитация запуска транзита, чтобы все участники проявили себя. Тогда главный вопрос дальше – кому достанется кнут, наказания. Тем, кто вёл себя наиболее активно и борзо в условиях кажущегося транзита? Или наоборот, тем, кто не демонстрировал блеска в глазах, азарта, а значит, не имеет необходимого инстинкта власти для будущего времени посттранзита? Но все хитрые. Все шифруются. Никто не хочет досрочно стартовать. Создаётся невроз, а значит, риск ошибок растет.

- В качестве невроза показательна история с редактированием преамбулы. Сначала сенатор Клишас сетует, что авторы Конституции забыли прописать механизм правки вводной идеологической части. В ответ ему авторы того текста сказали, что редактура преамбулы – «правовой беспредел». В итоге и Клишас, и Крашенинников в среду отметились комментариями о том, что трогать преамбулу всё-таки не нужно. Это про качество кадров или это специальное отвлекающее мельтешение?

– Это просто отражает всю двойственность и двусмысленность самой ситуации. Если быть реалистом, а не верить, что мы живём по законам, то на самом деле статус Конституции в последние годы не был зашкаливающим. Так или иначе, ревизии уже были. Сейчас вопрос в том, получает ли Конституция с этими правками своё изначальное мощное значение. И это было бы так, если бы проводился нормальный референдум. Мне непонятно, почему его нет, когда сама по себе идея конституционных поправок прокатила. Теперь все говорят, что тема давно назрела. Хотя в декабре так не говорил никто. (Смеётся.) Если это игра, то весь тот треш, который возник с упоминанием Бога-Ленина-Путина в Конституции, это десакрализация президентских поправок, придание образа карнавала всему процессу.

- Вы бы как «Бога» вписали в Конституцию?

– «Слава богу, Россия – светское государство»! Хороший буквенный символ национального согласия. Хотя лучше обойтись без этого. Бог присутствует в Конституции в тех странах, которые сами по себе существенно более религиозны. Я бы не назвал Россию страной какого-то одного большинства. Россия – светское государство, если сравнивать с Украиной или Польшей. Там религиозные ценности актуальнее сегодня. «Слава богу, Россия – светское государство» – это вариант, удобный всем. И одновременно никому.

- Варианты причин происходящего иссякли?

– Есть четвёртый, хотя он не сильно отличается от третьего. Это просто ощущение усталости Путина, связанное с тем, что ничего не происходит, ничего не получается, с нацпроектами какая-то фигня. Нужно оживить ландшафт! Не для того, чтобы всех запутать и обмануть, а чтобы был толчок. Показать некую морковку тем, кто начнёт хоть как-то шевелиться. Это объяснение незаконченное. То есть это версия про манипуляцию, предполагающая, что целью является не хитрый византийский расчёт, а это усталость от безвременья. Безвременье у нас, конечно, зависло в воздухе.

- Рассуждения про усталость напоминают конец 1999 года. Вечную шутку про «я устал, я – мухожук». На ваш взгляд, в случае с нынешним Путиным признание «устал, ухожу» исключено?

– Это одна из обсуждаемых версий. Но лично я пока лишь коллекционирую версии. Версия про пятый срок не выглядит серьёзно. Хотя достаточно серьёзные люди говорят мне «подожди, ты скоро всё увидишь».

- «Держава-победительница» в тексте Основного закона – это тот же «треш», что и попытки вписать туда «Бога»?

– Россия у нас будет единственной державой-победительницей? Хотя для автора идеи сенатора Пушкова, который это предложил, наверное, единственная, да.

- Все эти идеи – это просто «скрепы» для мобилизации избирателя?

– Понятно, что это социальная история. Уже есть шутка, что Путин бы и раньше сделал бесплатные завтраки для школьников, но Конституция не позволяла. Именно эти конструкции являются ключевыми для граждан. Конечно, нет никакой необходимости во всех этих историях с «Богом» и «державой-победительницей». А если вспомнить, что на горизонте парламентские выборы, или досрочные, или очередные, то делать передозировку романтики оптимизма заранее – это значит получить нисходящий тренд на самих выборах.

- А если это просто способ расшевелить наш пассивный до политики улей? Необязательно за. Можно и против?

– Вечный вопрос. А надо ли вообще заставлять людей вставать с дивана? Нужно ли наращивать рейтинги власти? Или главное, чтобы не росли антирейтинги? Пока кампании по нагнетанию оптимизма я не вижу. Есть желание вовлечения разных групп в явку с пониманием того, что мощного протестного движения не будет. Главный риск – накосячить, поднимая явку. Автором протестной повестки у нас всегда была власть. Оппозиция почти никогда не способна сформулировать качественную протестную повестку.

- «Общероссийское голосование» – не слишком странный способ разделения коллективной ответственности? Это же процедура, абсолютно юридически не нужная.

– Некое действие для повышения статуса поправок нужно. Является ли это голосование идеальной формой легитимации? Нет. С точки зрения закона там нет юридической ответственности за возможные фальсификации. На обычных выборах и референдумах ответственность есть (по данным СМИ, голосование вообще может стать «надомным». – Прим. ред.).

- На этом голосовании народ способен сказать «нет»?

– Социологи говорят, что употреблять термин «народ» для такого сложного сословного общества – дурной тон. Продвинутые социологи даже не употребляют слово «общество». Технически сказать «нет», наверное, возможно. И тогда мои коллеги скажут: «Смотрите, голосование ещё раз подтвердило прочность существующих конституционных основ, и всё это расшатывание было не нужно». Но реально никакой мобилизации «против» сегодня нет. Нет мощного повода для негативной мобилизации. И даже возникающие темы типа дела запрещённой «Сети» и «Нового величия» идут с общим ощущением обречённости. Без романтики прошлого лета, как было в случае с делами Голунова или Устинова. Пока я не вижу тех, кто готов заступаться за Конституцию 1993 года, которая принималась на ходу. Нет понимания ценности Конституции как таковой. Шутка из фильма «Берегись автомобиля» – «Он покусился на самое святое, что у нас есть, на Конституцию» – не звучит.

- Фильм 1966 года, когда на правление вступил Брежнев. Многие сегодня сравнивают с ним Владимира Путина и те времена с нашими. У каждого будет своя Конституция.

- Брежнев все-таки был самым добрым из советских вождей. А Владимир Путин более по эмоциям закрытый. Поэтому к сравнениям по степени динамики власти я бы относился осторожно. Поздний Брежнев – это человек, который терял интерес к происходящему в целом: засыпал на хоккее, и приходилось делать погромче музыку, чтобы не было слышно храпа. Владимир Путин все-таки к происходящему в мире относится с большей страстью, чем в начале президентства. Он к своему месту в истории относится с большей вовлеченностью, чем относился Леонид Брежнев. Хотя есть ранний Брежнев, времен встреч с Никсоном, с космонавтами, пусть с сомнительными, но острыми и яркими шутками. Формально вполне логично сравнивать Путина с поздним Брежневым, с поздним Сталиным, теми или иными императорами, но я не скажу, что аналогии линейные. Потому что во внешней политике сегодня скорее год 1983, период Андропова, южнокорейского самолета. При Брежневе таких экстремумов не было даже во время вторжения в Афганистан. Я по образованию историк и исхожу из того, что в прошлом о будущем ответов нет.

- Сегодня уже нет восторгов про «усиление роли парламента». Особенно когда появилась поправка, позволяющая президенту распускать Госдуму, если она будет плохо утверждать новых министров. Нас обманули про рост роли парламента?

– Прикол в том, что, действительно, 15 января утром мы получаем обещание более сильного политического премьера в прекрасной России будущего, а вечером получаем более слабого премьера, чем был Медведев. Пока это выглядит, как тактические лазейки будущих историй. Но в целом, конечно, происходит некое перераспределение в пользу будущего президента. Является ли это частью замысла, торга, или следствием того, что запуск всей идеи реформы содержал элемент импровизации или эксперимента, пока не ясно.

- Получается, что будущий президент становится императором? По полномочиям.

– Говорить об увеличении президентских полномочий я бы всё же пока не стал. Но они увеличиваются в сравнении с полупарламентской республикой, которая была нам обещана в послании.

- Соответственно, и сбора Империи мы не ждем. В Минске ваши коллеги-политологи переживали за своё суверенное будущее.

– Действительно, когда я был в Манеже 15 января и слушал послание Владимира Путина, я услышал разговоры о конституционных поправках как о неудачном завершении проекта по созданию единого государства с Белоруссией. Однако, по моему осторожному предположению, этот вариант не закрыт. Но в целом большая часть российской элиты понимает, что в нынешнем виде Белоруссия отдельно обходится России дешевле, чем в качестве субъекта Федерации.

- Один из соавторов Конституции Сергей Цыпляев считает, что Путин уходит, но медленно. Кто будет его страховать с позиции нового президента, если Цыпляев прав?

– Мы делали рейтинг преемников в 2017 году, я бы не сказал, что качественно он как-то серьезно претерпевал изменения. Потому что повестка была достаточно консервативна. В первой тройке были Медведев, Собянин, Дюмин. Сейчас появилась персона Мишустина, и непонятно, это всерьез или это маневр. Но если рейтинг преемников реанимировать, то вполне логично где-то фиксировать и нового премьера. Плюс-минус довольно большое количество игроков, которых вы называли.

- Я называл лишь Кириенко и Патрушева. Ну не могут же они себя так проектировать.

- Понимание того, что в полном виде власть Путина не передаваема, существует, поэтому кто-то может позволить себе претендовать на блокирующий пакет. Хотя в Узбекистане довольно спокойно прошел транзит, в Казахстане достаточно спокойно, хотя и не без нервов. В Туркмении в свое время прошло. То есть прецеденты на постсоветской истории передачи власти в полном объеме были, но то, что в России это возможно, наверное, мало кто верит, потому что очень мало игроков, которые готовы играть за систему в целом. И это одна из проблем.