Уроки перехода

Время стирает подробности. Но зато дает увидеть не мелочь, не суету сует, не тысячи эмоций, а пространство происходящего в крупных деталях, в том, что называется «причинно-следственные связи».

Сначала нужно отдать должное. Михаил Горбачев. Человек, давший России еще один шанс (февраль 1917, конец 1980-х) – особенный, крупнейший. Тем более, сделавший это, когда прошли три поколения, после 70 лет бытия – в железобетонном государстве, в директивной экономике, в системе тотальной, мифологической обработки массового сознания. Если не удержал, не смог, ошибся – судить не имеем права. Никто из нас не брал на себя такой тяжести и таких страданий, потому что без них это вынести было нельзя.

Нам нужно помнить этот опыт, его уроки. На тот случай, если Россия получит еще один шанс.

Главный урок – любые реформы должны быть популярными. Начинать только с тех реформ, которые реально улучшают положение людей. С реформ, обращенных, в первую очередь, к семьям, к их состоятельности, сытости, способности не только прокормить себя, но еще и желать – нового, имущества, движения. Особенно, если речь идет о полуголодной стране, зависящей от импорта зерна. Если это происходит, и с каждым шагом реформ семьи попадают во все более благополучную среду, со все более высокими стандартами продолжительности и качества жизни – модели коллективного поведения начинают меняться. В стране возникают позитивная динамика и центростремительное движение, способные преодолеть любые конфликты интересов и тренды к деструкции.

Главная деформация второй половины 1980-х в том, что в «перестройке» рост благосостояния на деле, как факт жизни, не был первой целью. Масса других целей – высвобождение, обновление, демократизация, новое мышление, гласность, конец холодной войны, ускорение, интенсификация, научно-технический прогресс, догнать в технологиях, самостоятельность, самоокупаемость и т.п.

Но во всем этом мало было – накормить, набить семьям карманы, дать им собственность. Хотя начиналось правильно – разрешение индивидуальной предпринимательской деятельности, кооперативов.

Реформы должны не отнимать, а прибавлять. Жесточайшей ошибкой рубежа 1990-х годов было рассматривать сбережения населения как «денежный навес», не обеспеченный товарной массой, как нечто, не заработанное «потом и кровью». Как «навес», который можно снять не ростом товаров народного потребления, а мановением руки – денежной реформой. Такие удары никогда не забываются, особенно, если экономика находится в состоянии падения, реальные доходы населения сокращаются, и тот, кто наносит их, не может рассчитывать ни на благодарную память, ни на массовую поддержку.

Такой была денежная реформа Павлова (январь 1991 г.), сопровождавшаяся впоследствии директивным повышением розничных цен, регулируемых государством. Эта реформа исходила из «ложной реальности», из представлений о населении как пластической, управляемой массе, которую можно «форматировать», «обрубать», как это было в советские десятилетия. Такие действия государства резко усилили неопределенность и хаос в экономике, уже находившейся в состоянии глубокого кризиса.

Трансформация дирижистских обществ должна начинаться с экономики, а не с демонтажа вертикалей власти. Экономическое мышление должно иметь преимущество перед формальным, юридическим, которое может оказаться сосредоточенным, прежде всего, на изменении баланса между свободой и принуждением, на централизации – децентрализации власти и законодательных оболочках, которые должен иметь этот процесс, не основываясь при этом на содержательных изменениях (экономическая, финансовая, социальная, технологическая и прочие политики общества).

Грубо говоря, сначала высвобождение экономики, появление в ней рыночных начал, частных интересов, рост на этой основе товарной массы и состоятельности населения, усиление свободы, замещающей принуждение в производстве, при сохранении жестких политических и административных вертикалей (с осторожными подвижками в идеологии).

А уже затем на основе все большей «сытости», общего ощущения роста, большого успеха в экономическом проекте – начало осторожного демонтажа вертикалей, переход ко все большей свободе в политической сфере, демократизация, «высвобождение» населения.

«Поворачивая экономику к рынку, важно помнить – делается это ради человека».[1] С этим нельзя не согласиться. Обратное – означает хаос и распад, как это и случилось в бывшем СССР.

Развитие должно опережать деструкцию. Смещение в сторону свободы против принуждения неизбежно вызывает взрыв энергии в обществе, множественности интересов, растет то, что называется энтропия системы, в ней ясно проявляются разрушительные процессы.

Соответственно эти процессы должны опережаться развитием – всем тем, что демонстрирует рост системы (ресурсов и результатов общества), ее усложнение, рост связанности, преодоление центробежных сил, урегулирование накапливающихся в ней конфликтов, прежде всего в ее основании – материальном производстве и потреблении. Если бы в конце 1990-х годов в СССР сформировался удачный макроэкономический проект (заметный рост, наполнение потребительского рынка, сокращение разрывов в технологиях с западным миром, экономическая либерализация в двухсекторной экономике и т.д.), то с высокой вероятностью распад союзного государства мог бы не случиться, или же реакция распада была бы не такой яркой, давая возможность развивать интеграцию постсоветских государств (вместо нарастающего десятилетиями раскола на практике).

Когда произошел переломный момент? Когда деструкция, реакция распада в СССР подавили попытки развития, в чем бы они ни проявлялись – в планах создания двухсекторной экономики, в реформировании власти, идеологии, собственности, в «раскрепощении» человека? По оценкам, время такого перелома – лето-осень 1988 г. (начало «парада суверенитетов»).

Поддерживать высокие темпы реальных изменений. Заболтать, заговорить – и не успеть. Создать публичную картинку говорения, а не делания, с неизбежной усталостью публики, с быстротой утратой доверия – «опять он» / «они». Отстать от темпов изменений, которые сами же вызвали. Быть оттесненными другими деятелями, в изобилии появляющимися на поверхности. Формировать атмосферу «отставания», «утраты ресурсов», «игры вдогонку», а не на опережение и, в конечном счете, утраты контроля за происходящим, утраты власти. Повторяться, бесконечно повторяться, оставаясь на уровне общих концепций, не достигая деталей. Утратить свежесть, новизну.

Все это «слепок» с того, что происходило во второй половине 1980-х годов и, может быть, в марте – октябре 1917 г. (степень разрушения «старого режима» в последнем случае была гораздо выше, упадок происходил стремительнее).

Из этого еще один урок – играть на опережение, поддерживать темпы изменений такими, чтобы за ними «не успеть». Тем самым опережать деструкцию.

Золотая середина. Времена перемен – это всегда поток крайностей, особенно в идеях. В конце 1980-х крайность «слева» – возврат, упрочение директивной экономики, крайность «справа» – рыночный фундаментализм.

Во второй половине 1980-х годов напрашивалась, кричала о себе идея «золотой середины». Это двухсекторная экономика, в которой осторожно нарастает частный сектор, прежде всего аграрный, производство товаров и оказание услуг для населения (чтобы «накормить и насытить»), а государственные предприятия реализуют свою продукцию, произведенную сверх плана, на рынке, также постепенно, малыми шагами проникая в частные владения. Рыночность, разгосударствление в финансовом секторе в этой модели возникали бы «вслед», а не в опережение реального сектора, как это произошло на деле, с тем, чтобы обеспечить хотя бы какой-то остров стабильности – в расчетах, кредитовании, проценте, финансировании – внутри экономики, претерпевающей глубокие изменения. Если бы эта линия «золотой середины» победила в 1986-1988 годах («накормить», дать использовать сбережения, населению вложиться в землю, в частное строительство, в личный автотранспорт с локализованным производством и т.п.), политическая и экономическая реальность могла бы быть совершенно другой.

Крайности, как это бывало и раньше в истории России, взяли верх. Сбросить большую индустриальную, универсальную экономику с обрыва вместо ее постепенной трансформации – и получить сырьевую, огосударствленную экономику, на 70-90% зависящую от импортных технологий, с огромными пустыми продуктовыми нишами, заполненными импортом, настроенную на постоянный вывоз людей и капитала. В итоге, десятилетиями возвращаться от рыночного фундаментализма к другой крайности – директивной, централизованной, закрытой. От этого берет отчаяние.

Двоевластие. Во времена трансформаций нет ничего хуже для «исходного» носителя власти, чем возникновение параллельных центров силы – политической, экономической, денежной. Это хорошо показал февраль и октябрь 1917 г. И это же подтверждено со всей силой в 1988 – 1991 годах. Как только начинается двоевластие, и параллели начинают набирать силу – деструкция и распад неизбежны.

Все это легко говорить, будучи свидетелем, а не участником событий. Или же после 30-летнего опыта трансформаций, когда набирается и свой, и чужой опыт. Поэтому учить эти «уроки» нужно с надлежащей осторожностью. Учить с глубоким уважением к тем, кто во второй половине 1980-х годов, находясь во власти, ввязался в уникальное, новое дело – в попытку трансформировать дирижистское общество, административную экономику в стране, 70 лет бывшей под стальной пятой, а до этого веками жившей в жестко централизованном государстве, пренебрегавшем населением.

Мы должны помнить, что те, кто вступил на путь реформ, сталкивались с полной неизвестностью, при тотальном отсутствии международного опыта (Китай в это время – еще не в счет). Помнить, что они испытывали всю тяжесть личной, исторической ответственности перед обществом (для многих она была бы невыносима). Помнить, что они конфликтовали с детства устоявшимися догмами, страхом и непредсказуемостью, если речь идет о личной судьбе.

Все это мы должны держать в памяти, пытаясь осознать, почему Советский Союз, бывшая Российская империя, не смог использовать «второй шанс». И пытаясь прогнозировать, будет ли третий? И сможем ли мы в будущий «третий» раз – Бог троицу любит – с учетом всех прошлых уроков, найти дорогу к свободной, открытой социальной рыночной экономике, основанной на реальной демократии и состоятельном, «самодвижущемся» населении. Сможем ли?