"Вечный" восточный вопрос...Есть ли решение?

Весной 1875 года загорелось славянское восстание в Герцеговине, летом того же года – в Боснии. Весна 1876 г. стала одной из самых кровавых: турки жестоко расправились с мирным населением Болгарии. Чуть позже Сербия вступила в войну с Портой. После длительных раздумий, 12 апреля 1877 года Россия включилась в войну – русская армия перешла Дунай.

Последовательность этих международных событий вызвала крайне бурную реакцию со стороны русского общества. «Вечный» восточный вопрос снова обострился. И, конечно, Ф.М.Достоевский не мог обойти его стороной в своем «Дневнике».

Восточный вопрос занимает особое место в идеологическом комплексе «Дневника писателя». Он является по сути идейно-композиционным стержнем, пронизывающим большую часть выпусков, и вокруг которого объединяются остальные части издания.

Достоевский придавал восточному вопросу поистине глобальное значение. «Одним словом, - писал он, - этот страшный восточный вопрос – это чуть ли не вся судьба наша в будущем. В нем заключаются как бы все наши задачи и, главное, единственный выход наш в полноту истории».[1]

Достоевский размышляет над предназначением славянства в мировой истории, об «идее славянской, идее судеб человеческих и Европы».[2]Автор «Дневника» рассматривает текущие события в контексте «мировой гармонии», как ведущие к конечным целям исторического процесса.

Без сомнения, Достоевский искренне сочувствует славянским народам в их освободительной борьбе из-под гнета Оттоманской империи. Западные дипломаты всячески стремились оттянуть решение восточного вопроса, затягивая бесплодные переговоры. Истинный защитник всех униженных и оскорбленных, Достоевский с гневом и болью пишет о бездушии Европы, которая только и ждет, когда прекратятся призывы спасти балканских славян, «вопли — Европе досаждающие, ее тревожащие».[3]

В февральском номере «Дневника писателя» за 1977 год Достоевский рассказывает о привезенной в Москву вместе с другими славянскими детьми девочке-болгарке, которая часто падает в обморок от ужасного воспоминания: на ее глазах черкесы содрали кожу с ее отца. Этот случай в ряду других многочисленных фактов чудовищных зверств турок, пользующихся покровительством и поддержкой Западной Европы, вызывает у Достоевского праведный гнев. Он проклинает интересы европейской цивилизации, ради которых необходимо сдирать с людей кожу.[4]Вот как Достоевский изображает отношение Европы к балканским событиям: «Захотим, так и не услышим вовсе, стоит только уши зажать».[5]Ведь не стоит пара тысяч жизней спокойствия всей Европы – вот оно раскольническое мировоззрение. Достоевский возражает: в Европе может быть как угодно, но мы не можем чувствовать себя счастливыми, допустив, чтобы совершилось зло над ближним.

Перед такой же моральной дилеммой Достоевский ставит героев романа «Братья Карамазовы». В разговоре Ивана с Алешей находится мысль о невозможности, нравственной недопустимости вселенской гармонии ценой хотя бы одной слезинки ребенка. А значит и невозможно «купить» гармонию в Европе ценой слез этой несчастной девочки, ставшей свидетельницей зверского убийства отца.

Таким образом, Достоевский, отвечая на вопрос, поставленный кровавыми событиями на Балканах, говорит о необходимости противиться злу. Он призывает обнажить меч ради того, чтоб не было больше детских слез.

История повторяется и в наши дни: турецкие военные сбивают российский военный самолет, издеваются над телом нашего летчика, в Сирии оппозиция убивает детей и стариков, мирных жителей. Европа снова безмолвствует, ее уши снова зажаты. Опять Восточный вопрос занимает особое место во внешней политике России.

[1]Достоевский, Ф.М. Дневник писателя. 1877, март. «Самые подходящие в настоящее время мысли».

[2]Достоевский, Ф.М. Дневник писателя. 1877, январь. «Три идеи».

[3]Достоевский, Ф.М. Дневник писателя. 1876, июль – август. «Самое последнее слово цивилизации».

[4]Достоевский, Ф.М. Дневник писателя. 1877, февраль. «Анекдот о содранной со спины коже».

[5]Достоевский, Ф.М. Дневник писателя. 1877, февраль. «Меттернихи и Дон-Кихоты».