Граф Толстой взял на себя привычку писать царю

Не было еще в России никаких революций, было только брожение, были нелепые мечты, были эксцессы, но все еще можно было остановить. Граф Толстой взял на себя привычку писать царю и учить его, на что ему было передано, что письмо его прочитано, но никому показано не будет, и, значит, будет оставлено без последствий. Что же он там такого написал, в 1902 году? И сейчас-то страшно это читать и, тем более, повторять.

Треть России находится в положении усиленной охраны, т. е. вне закона. Армия полицейских, явных и тайных, все увеличивается и увеличивается. Тюрьмы, места ссылки и каторги переполнены, сверх сотен тысяч уголовных, политическими, к которым теперь причисляют и рабочих. Цензура дошла до нелепости запрещений, до которых она не доходила в худшее время сороковых годов. Религиозные гонения никогда не были столь часты и жестоки, как теперь, и становятся все жесточе и жесточе и чаще. Везде в городах и фабричных центрах сосредоточены войска и высылаются с боевыми патронами против народа. Во многих местах уже были братоубийственные кровопролития и везде готовятся, и неизбежно будут, новые и еще более жестокие...

И причина всего этого, до очевидности ясная, одна: та, что помощники Ваши уверяют Вас, что, останавливая всякое движение жизни в народе, они этим обеспечивают благоденствие этого народа и Ваше спокойствие и безопасность.

Но ведь скорее можно остановить течение реки, чем установленное Богом всегдашнее движение вперед человечества.

Мы знаем, а тогда не знали, что Толстой был прав: впереди были 1905, 1914 – 1916, 1917, 1918 – 1920-е годы.

Мы не дошли и, дай Бог, не дойдем до такого состояния, у нас есть все возможности отвернуть от любого насилия, хотя пророков его – множество, но вот что главное в этом письме Толстого, когда ему нечего было терять, за восемь лет до смерти: понять, в чем истинные желания народа, дать ему настоящее движение, сделать все, чтобы выполнить эти желания, не останавливать движение жизни в народе.

Еще раз повторим: «не останавливать движение жизни в народе», прежде всего, жизни идей, свободы идей, свободы добиваться, счастья желать, истины в том, чтобы быть услышанным на равных, без ухмылочек и улыбочек.

Да что же он пишет?

Мерами насилия можно угнетать народ, но не управлять им. Единственное средство в наше время, чтобы действительно управлять народом,— только в том, чтобы, став во главе движения народа от зла к добру, от мрака к свету, вести его к достижению ближайших к этому движению целей. Для того же, чтобы быть в состоянии это сделать, нужно прежде всего дать народу возможность высказать свои желания и нужды и, выслушав эти желания и нужды, исполнить те из них, которые будут отвечать требованиям не одного класса или сословия, а большинства его, массы рабочего народа.

Господи, какой идеализм! «Стать во главе движения народа от зла к добру, от мрака к свету». Спросить себя, к чему идет движение народа? И не загоняется ли оно в угол? Как вызвать к жизни только развитие, только эволюцию? Какие желания у народа? Как исполнить их?

Есть ли смысл бесконечно повторять эти вопросы? Не наивно ли даже ожидать, что эти вопросы будут заданы?

Наивность Толстого, наивность Ивана Озерова, наивность Андрея Сахарова, наивность любого разумного, рационального человека, просто задающего себе эти вопросы, и еще один вопрос – что будет дальше? Могу ли я сделать своим словом, своим разумом хоть что-то, чтобы жизни, самое главное, жизни были сохранны?

Как жить без этой наивности? Хотя, кажется, ясно, что всегда, в любой момент, в любой точке общественных поворотов нужно повторять эти вопросы и пытаться искать ответы на них, исходя из того, что главной ценностью, особенно в России является человеческая жизнь, достойная жизнь - жизнь каждого из нас.