Острие против острия?

В прошлом тексте, накануне акций протеста 23 января, я предположил, что поведение людей останется прежним – сохранится модель заинтересованного наблюдателя. И отмечаю, что в этой части ошибся. Поведение еще не изменилось полностью, но оно точно начало меняться. Эти изменения касаются двух аспектов: 1) собственно поведения и 2) настроения.

1. Появилось желание и готовность сопротивляться. Это выразилось как в символических жестах, так и в практических действиях. «Бомбардировка» ОМОНа снежками, скорее, символ сопротивления, чем реальное сопротивление. Но вот попытка защитить своих, отбить их у полиции, не дать их схватить, сцепки – это уже практические шаги.
2. Заметно выросло ожесточение. Его визуальным выражением стало спонтанное повреждение машины с правительственными номерами. Но и в целом наблюдатели, в том числе и обладающие профессионально натренированным взглядом, как один отмечали взаимный рост агрессии. Это тем более показательно, что первоначально полиции и Росгвардии было дано указание «не жестить» и «избегать перегибов». Оно не было выполнено именно потому, что протестанты стали вести себя решительнее, чем прежде.

Я ждал подобных изменений, знал, что они произойдут, но никто и никогда не может предвидеть, когда именно они начнутся. И сейчас мне кажется, Россия медленно, но неуклонно встает на путь конфронтации и эскалации насилия.

Символически это блестяще выражено в переносе главного места сбора протестующих в акции 31 января с Пушкинской площади на Лубянку и Старую площадь. Если Пушкин – олицетворение вольнодумства и стремления к свободе (ода «Вольность»), то Лубянка и Старая площадь – место расположения двух главных опор режима – чекистов и аппаратчиков администрации резидента. И это уже открытый вызов царству Мордора в сердце самого Мордора.