Появление чего-либо нестандартного порождает желание вызвать полицейского

Вскорости, рассуждает политолог, мы дойдем до того, что в музеях будут драпировать античные статуи и завешивать листочками интимные места, а следователи придут в Кунсткамеру в Петербурге — там тоже при желании можно найти, чем оскорбиться.

Глава Следственного комитета Александр Бастрыкин поручил провести проверку «в отношении инициаторов и организаторов» анатомической выставки «Мир тела» (Body Worlds) в Москве. Поводом стала критика со стороны консервативной общественности: якобы экспозиция на ВДНХ, на которой представлены мумифицированные определенным образом, вернее, пластинированные человеческие тела и отдельные органы, разрушает духовные скрепы и оскорбляет чувства верующих. Как к этому относиться?

Организаторы выставки, которую еще называют «выставкой трупов», не зря опасались, что в России ее «не поймут». Хотя придумавший еще в конце 1970-х годов технологию полимерной пластинации трупов Гюнтер фон Хагенс уже сталкивался со скандалами в ряде стран. Но куда чаще высказывались все же претензии по поводу того, что часть трупов принадлежали заключенным в Китае и были использованы без разрешения обладателей тел, пока те были живы.

Впрочем, в России как раз эта проблема возмущающихся волнует в наименьшей степени. Их волнуют скрепы и устои. Мол, не пошатнутся ли они от лицезрения того, что можно назвать «анатомическим театром». Который к тому же имеет и определенную образовательную составляющую. Например, фон Хагенс говорил, что многие посетители, увидев воочию легкие курильщика, потом бросали эту привычку. Можно также впечатлиться увеличенной печенью алкоголика.

С 1995 года выставка объехала более 30 стран, ее посмотрели более 45 млн человек. В России ее встретили в штыки охранители в широком смысле этого слова. Последний раз сравнимая волна благородного консервативного гнева поднималась пять лет назад, когда в Москву привозили выставку американского фотографа Джока Стерджеса, в работах которого усмотрели признаки детской порнографии. Тогда тоже призвали Следственный комитет, который, впрочем, порнографии не нашел.

Нынче с протестами выступили не только целый ряд политиков — от правых до коммунистов, но и глава Совета по правам человека при президенте Валерий Фадеев, который, видимо, решил, что трупы — это тоже по его части (не все же разбираться с протестующими, которых «замели» на очередной несогласованной акции).

Конечно, когда церковники протестуют против «анатомического театра», утверждая, что это «противоречит духовно-нравственным ценностям, прописанным в конституции», в этом можно усмотреть противоречие. Все же в той же церковной традиции вполне распространено выставление, скажем, мощей на всеобщее обозрение.

Тут примечателен, конечно, сам по себе карательный инстинкт, ставший у нас политической модой. Слова «запретить» и «ограничить» давно вытеснили на третий план слово «разрешить». Оскорбляются и возмущаются выставками, театральными постановками, фильмами и даже отдельными интервью. Тотчас следуют призывы — придумать новый запретительный закон, привлечь Следственный комитет или Роскомнадзор.

В этом проявляется все большая эволюция, прежде всего политической элиты, в сторону не просто консерватизма, но косности и архаики. Эволюционирует туда же и общество. К примеру, сейчас достигло максимальных величин за последние десятилетия число сторонников идей «государственного патернализма», согласно которым именно государство обязано заботиться о гражданах и обеспечивать им достойный образ жизни. Тут уже почти нет места индивидуальной предприимчивости. Или, к примеру, когда три четверти опрошенных выступают за полную блокировку Twitter в России, то голоса сторонников свободы информации, в которой каждый должен сам уметь разбираться, уже почти не слышны.

Кому-то не понравится сравнение, но мне кажется, что есть даже определенная связь между разлитым по всему обществу скепсисом, замешанном подчас на густом мракобесии, по отношению к вакцинированию от коронавируса и тем, что проявление всякого даже не инакомыслия, а просто чего-то нестандартного тут же порождает желание вызвать полицейского и Следственный комитет. Последний у нас, похоже, будет наделен теми же функциями, каковыми в советское время обладал отдел культуры ЦК КПСС. В результате в страну перестанут привозить то, что может возыметь подобные неприятные последствия. Да и внутри не станут рисковать с творческими экспериментами. Не надо ничего, что не вписывается в представление «молчаливого большинства» — так, как его понимают охранители от политики. Ну а поскольку эта машина должна все время ехать, то будет искать все новых жертв. И вскорости мы дойдем до того, что в музеях будут драпировать античные статуи и завешивать листочками интимные места на картинах, скажем, Рубенса. А следователи придут в Кунсткамеру в Петербурге. Там тоже при желании можно найти, чем оскорбиться.